Сири Петтерсен - Скверна [litres]

Стефан несколько раз назвал Нильса по имени, но тот не отреагировал. В конце концов он схватил Нильса за рукав.

– Нильс! Послушай меня. Мы не можем. Это невозможно, ты понимаешь? Я заплачу тебе больше, чем стоит это старое корыто, мне плевать, сколько это будет стоить, но мы не можем оставаться здесь.

Нильс сжал челюсти. Он был моложе и стройнее Стефана, но сейчас оказался сильнее.

– Вот в этом твоя проблема, Стефан. Ты считаешь, что все можно купить за деньги.

Он взглянул на Наиэля, который с закрытыми глазами сидел на скамейке у трапа.

Хирке хотелось попросить их заткнуться, но у нее не было сил открыть рот. Она зажимала рукой рану в боку и стонала. Нильс принялся рыться в зеленой коробке. Он вскрыл какую-то упаковку и протянул ей мокрую салфетку. В нос ударил резкий запах.

– Вот. Прижми это к ране. Мы должны убраться из порта до появления полиции. Ты попала в плохую компанию, девочка. Надеюсь, кто-нибудь из вас умеет шить.

Глаза Стефана увлажнились. Он стучал кулаком по скамье, на которой сидел, и пялился в пол. Хирка засмеялась было, но волна боли остановила смех. Шить… Никто из них не сможет ничего сшить. И уж точно не сможет зашить рану. Руки Стефана дрожали, он едва держался на ногах. А Наиэль… Ну, он был трупорожденным.

Как и я. Трупорожденная. Полуслепая .

Края этого знания стали не такими острыми. Это знание было мягким по сравнению со страхом перед тем, что ей, вполне возможно, недолго осталось. Хирка задрала свитер и осмотрела рану, а потом быстро опустила на место. Кровь отлила от ее лица. Она напомнила себе, что пугаться – это нормально. Все в порядке. Шок. Больше ничего. Она должна собраться.

Она представила себе Римера в тот раз, когда он вытащил ее из Аллдьюпы. Он увидел порез у нее на руке и сказал, чтобы она показала ее отцу. А что она ответила?

Я зашивала взрослых мужчин, которые не попали по чурбану, с тех пор, как мне исполнилось семь !

И это правда. Это она умеет, это ее сущность. Она сшивает людей. Чинит. Ремонтирует то, что сломалось. Делает это, как может. То, что она видит сейчас, ничуть не хуже того, что ей приходилось видеть раньше. Просто на этот раз речь идет о ней самой. Но от этого ничего не меняется. Абсолютно ничего. Слова не становятся более правдивыми от того, что она постоянно повторяет их про себя.

Нильс скрылся где-то на палубе. Хирка надеялась, что этот катер не краденый. Наверное нет. Нильс не похож на парня, способного на такое. Может быть, ему просто нравится обладать быстроходными вещами.

Катер заурчал и пришел в движение. Они набрали такую скорость, что казалось, будто лодка летит над волнами. Хирка плотнее прижала влажную салфетку к ране. Надо подождать, пока волны не станут меньше и катер не перестанет трясти. Это несерьезно. Маленький порез. Такое она впитала в себя с молоком матери.

Какое еще молоко матери?

Она рассмеялась, и боль снова пронзила живот и сердце. Она наполовину слепая. Дитя Грааля. Наследница трупорожденного, возраст которого составляет несколько тысяч лет, трупорожденного, который охотится на них. Урд так напрямую и сказал. Он заразился гнилью от ее отца. От отца, который имел власть над Урдом и власть над слепыми. Который хотел принести Хирку им в жертву. О ком еще он мог говорить?

Но кроме того, она – дитя Одина. Человек. Так кто же был ее матерью? Ее когда-нибудь кормили материнским молоком? Кровь – вот тот вкус, который ей запомнился первым. Станет ли кровь и последним вкусом?

Наиэль был убежден в том, что родители Хирки умерли, но рано или поздно он поймет, что она не такая, как другие люди. Что она принадлежит к его семье. Как он тогда поступит? Свернет шею потомку своего брата?

Может существовать и другое объяснение.

Она уцепилась за эту надежду и сделала вид, что поверила в нее. Но в глубине души она знала. Если Хирка в чем и разбиралась, так это в том, что отличает ее от других.

Через какое-то время катер сбросил скорость. Стало спокойнее. Хирка испытала облегчение, но потом ее настигло болезненное чувство вины. Она выжила. Чуть меньше удачи, и это она осталась бы лежать в Венеции на дне канала. Без двух зубов. Забытая. Заколотая.

Подумай о чем-нибудь другом!

Она умоляюще посмотрела на Наиэля. Он поднялся и подошел к ней.

– Можешь подать мой мешок? – спросила она.

Слепой поднял его и положил на пол перед ней, а сам уселся на край койки. Хирка вообразила, что теперь лучше может читать выражение глаз Наиэля, но, скорее всего, она выдавала желаемое за действительное. Если бы она искала в его взгляде желаемое, то должна была заметить намек на сочувствие.

Он склонил голову набок, как делал, когда был вороном. Куро.

– Я не могу помочь тебе без Потока, – произнес он.

– Как будто от Потока зияющая рана затянулась бы, – ответила она.

Ее замечание, судя по всему, развеселило его.

– Все пробелы в твоих знаниях может заполнить Макнаморр, Сульни.

В голове Хирки больше не осталось свободного места ни для обид, ни для новых слов. Ей надо как можно крепче уцепиться за реальность. Реальность была здесь. В открытом море. В рычащем катере. Рядом с трупорожденным и с открытой раной на половину живота.

Она задрала свитер и сжала влажную салфетку. Жидкость с нее закапала в рану. Хирка вздрогнула и сжала зубы. Жжет, Шлокна их всех побери!

Значит, это действует!

Сколько раз она говорила это имлингам? Это не было правдой, но она все равно говорила. Только вот она и представить не могла, что однажды ей придется успокаивать этими словами саму себя.

– Я могу приглушить боль, – сказал Наиэль.

– Ты можешь оставить меня в покое, – ответила она. – Мне не нужны зрители.

Он склонился ближе, и Хирка уставилась в глаза, которые начали чернеть.

– Тысяча лет, – хрипло сказал он. – Тысяча лет прошла, а вы так и не знаете, с чем имеете дело. Вы стоите лицом к лицу со спасением, а выбираете поражение. Я погрузился в ворона и остался в нем. Так я перестал удивляться, почему решил лишиться всего, что у меня имелось для вашего спасения.

Она провела салфеткой по ране и застонала.

– Вашего? – говорить было больно, но она должна была высказаться. – Ты забываешь, что я не одна из них. Я не имлинг.

Они посмотрели друг на друга. У него не было ни зрачков, ни радужной оболочки, ничего, но она все равно вглядывалась в его глаза. Таращилась в черное стекло. Хирка слышала стук собственного сердца. Она была ребенком врага этого существа. Этого слепого, который находится так близко. Наиэль. Куро. Ее ворон. Ее защитник. До тех пор, пока он не узнал…

– Не имлинг, – прошептал он голосом, который исходил откуда-то из самой глубины его горла. – Но люди тоже испытывают боль. Сильнее, чем коровы.