Сири Петтерсен - Скверна [litres]

– Ты – наша гибель, – прошептала Фрейд с вытянувшимся лицом. Она принадлежала к семье Вангард, и Римеру было известно, что никто из членов семьи никогда не был Ворононосцем. Теперь ясно, что и не будет. С этим покончено. Все кончено. Он оставит от Эйсвальдра один пепел, и именно так он должен поступить.

– Гибель? Вы бы не узнали свою гибель, даже если бы она пожирала вас заживо! Вы даже не понимаете, что натворили! Вы послали ее на смерть. А ее смерть влечет за собой вашу. Новую войну. Тысячелетнюю войну. Наша судьба решается не здесь, не в Имланде. Она решается ею, а вы даже не задали себе вопроса, как она попала сюда. Или зачем. Вы ничего не знаете! Вы ничего не понимаете! Она взломала врата, и теперь… теперь мы…

Ример подыскивал слова. Он взглянул на них. Они переглядывались: наверняка считают, что он спятил. Что им известно о трупорожденных? О Граале? Они никогда не ощущали Поток так, как он. Они не видели больших вех. Не видели собственной гибели.

– Вы отдали ее, – услышал он собственные слова. – Вы отдали ключ нашим врагам. Кровь странствий.

Он почувствовал, как рука Ярладина легла ему на плечо.

– Довольно, Ример.

Ример рванулся в их сторону, и только одна Сигра не отступила назад.

– Что вы ей пообещали? Отвечайте! Что она получила за свой отъезд?

Ярладин крепче схватил его и удержал на месте.

– Ример, я все объясню, обещаю. Но позволь им уйти. Они не знают того, что знаешь ты.

Ярладин кивнул остальным. Они покинули зал друг за другом, как и пришли. Гарм и Сигра с трудом прятали улыбки. Он знал почему. Они считали, что Ример лишился рассудка, а в таком случае от него будет легче избавиться.

Ример смотрел на них, пока все не ушли, а потом повернулся к Ярладину:

– Что вы сделали?

– Я, Эйр и Гарм. Остальные ничего.

– И что же вы сделали?

– Мы встретились с Хиркой в Блиндболе. После того, как… – ему не требовалось вдаваться в подробности. После падения зала Ритуала. После того, как мир перевернулся с ног на голову.

Ярладин выдвинул два кресла, но Ример остался стоять. Здоровяк уселся и оперся локтями о стол. Аккуратно подстриженная борода подрагивала с одной стороны. Ример уставился на него. Ярладин еще никогда не казался ему таким маленьким.

– Ты должен понять, Ример… Совет знал, что она не может остаться. Ты тоже это знаешь. Ты сам сказал: она привела сюда слепых. А как ты считаешь, какой мир мы смогли бы построить, если бы по Эйсвальдру спокойно расхаживал потомок Одина? Девочка здесь не на своем месте. Так что, да… Мы попросили ее уйти. Без принуждения. Без угроз. Мы попросили. И она согласилась на сделку.

– Ложь! – прошипел Ример. – Хирку нельзя купить. Ни за какие деньги. Вы ничего не могли ей дать.

На лице Ярладина проступило горе. Его глаза были чисты – он говорил правду. Ример сглотнул.

– Что? Чего это вам стоило?

– Тебя.

Ример оперся руками о стол и уставился на здоровяка:

– Меня?

Ярладин кивнул.

– Она понимала больше, чем ты. Она понимала, что это кресло – самое опасное место в одиннадцати государствах, так что она потребовала лишь одного: моего слова. Она покинула нас в обмен на то, что я не позволю тебе перестать быть вождем. Но это обещание мне все сложнее сдерживать из-за тебя, мальчик.

Ример повалился на кресло. Ярладин продолжал говорить. О том, что Хирка справится. Что она удалилась не с пустыми руками. Что Ример должен забыть ее и отпустить. Его слова смешивались в бессмысленную кашу. О возмещении ущерба. О необходимости успокоить остальных. Потом стало тихо, и Ример понял, что Ярладин ушел.

Он приложил руку к груди и попытался нащупать свое украшение, но его не оказалось на месте. Он отдал его Хирке при расставании. Все зарубки, за которые они сражались, когда были детьми. Как будто этого никогда не было. Сколько зарубок она получила бы за свой поступок? За то, что покинула его в обмен на лояльность Ярладина?

Все, что было хорошего в Имланде, ушло вместе с ней. И он не остановил ее. Он позволил ей уйти. К кому? К кровожадному трупорожденному, запертому у людей дольше, чем можно себе вообразить. Мысли Римера безжалостно кружились вокруг того, чего он не хотел знать. Что с ней случилось? Для чего ее используют? Чтобы настежь распахнуть врата? Чтобы начать новую войну?

Выдумки! Мифы и ложь!

Бесполезно. Каждой клеточкой своего тела он ощущал, что правда содержится в том, что он прочитал. В том, что слышал. И он не может найти Хирку. Предупредить. Возможно, она, как и Урд, заставит врата открыться?

Нет, это уничтожит их, а значит, он никогда не вернет ее.

Ример не отводил глаз от стола. На него взирало имя его семьи. Ан-Эльдерин. Высеченное в камне. Запертое. Заключенное во многих поколениях. Он тот, кто он есть. Кровь Илюме. Кровь Совета. Интересно, он был обречен стать тем, кем были все до него? Неужели он ничего не может поделать? Не способен изменить хоть что-нибудь?

Он опустил лицо на стол. Холодный камень коснулся лба. Кровь зашумела в ушах, в которых раздавалось эхо слов Фрейд:

Ты – наша гибель.

Художественный музей Рун в Копенгагене был настоящим чудом – выше, чем чертог Всевидящего, стены и потолок – из безупречно прозрачного стекла. Хирка постоянно натыкалась на других посетителей, потому что все время смотрела на небо, хотя и находилась в помещении. Немного похоже на теплицу, только невообразимо больше.

Стеклянные двери. Стеклянные окна. Стеклянные кубы, стоящие на полу, с резными деревянными фигурами внутри. Если сощуриться, то кажется, что все здание исчезло. Сон. Фантазия. Хрупкое место, которое существует и в то же время не существует.

– Ау! – прокричала она, чтобы послушать, как эхо замечется между стенами. Группа пожилых посетителей в мешковатой одежде повернулась и посмотрела на Хирку. Она подняла руку и помахала им, но тогда они сделали вид, что не видят ее. Как будто Хирка стала такой же прозрачной, как и здание.

Стефан потащил ее за собой вверх по лестнице. Она была красиво изогнута, деревянные ступеньки парили друг над другом.

– Не для того я сутки за рулем просидел, чтобы из-за тебя нас отсюда вышвырнули, – прошептал он и поправил свою кожаную куртку, будто она плохо сидела. Казалось, он чувствует себя не в своей тарелке, как и Хирка. Она с неохотой согласилась надеть вещи, которые ей дала Аллегра, в неудачной попытке сойти за свою, как выразился Стефан.

– За что они нас вышвырнут?

– Как думаешь, мы похожи на людей, которые часто ходят по музеям? – Стефан бросил взгляд назад, на Наиэля. Слепой был единственным посетителем музея, на ком были черные очки. Куртка висела у него на руке, а белая рубашка натянулась на груди. Хирка сразу определила, что он не такой, как все. Но она и раньше это знала.