Михаил Ланцов - Генерал империи [СИ]

Морпехи перебирались с «Андрея Первозванного», а это был именно он, на палубу «Бэрема» и сразу устремлялись к заранее обозначенным им целям. Таран был страшный, но не фатальный. Сверхдредноут легко должен был выдержать такие повреждения из-за множества поперечных водонепроницаемых перегородок. Да и «Андрей Первозванный» хоть и изуродовал себе переднюю оконечность, но, тоже не тонул. Поэтому парой минут спустя с его задней башни главного калибра открыли огонь по соседним кораблям англичан. В упор. Двенадцатидюймовыми снарядами. Да и прочие орудия его не молчали, за исключением головной башни, которую после тарана сорвало с погона и перекосило.

Парой минут спустя подвиг «Андрея Первозванного» повторил «Император Павел I», врезавшись в «Ворспайт». Там, правда, не было лично Колчака, но морская пехота присутствовала. Точно такая же. И она также бросилась вперед, на абордаж…

Утро 13 ноября, наступившее в районе 8 часов утра, открывало наблюдателю вид на совершенно кошмарную картину морского побоища. Огромное количество кораблей в полузатопленном виде чадило. Между ними плавал в изобилии какой-то мусор. Кое-где из-под воды торчали только верхушки надстроек утонувших кораблей. Они осели неглубоко из-за малых глубин Финского залива в местах стоянки Гранд-Флита.

Колчак, стоял на мостике опасно накренившегося «Бэрема» и каким-то безумным взглядом смотрел на солнце, освещающее Андреевский флаг на флагштоке этого сверхдредноута. Они сделали это! Они захватили флагман и предотвратили его затопление. Едва-едва успели, так как кто-то из англичан догадался начать открывать кингстоны. И сейчас команды моряков с «Андрея Первозванного» боролись с затоплениями, откачивая воду и выравнивая киль «Бэрема».

Александра Васильевича трясло мелкой дрожью. Он шел на верную смерть, врываясь вместе со своими людьми в первых рядах на этот линкор. Он дрался. Стрелял. Резал. Кого-то даже душил и бил кулаками. Кусал. Он был словно одержим какой-то яростью, стараясь, как можно дороже продать свою жизнь. В бою. Но он выжил. Из той роты, что ринулась в атаку первой, выжило всего три десятка. И он среди них…

Наконец он оторвался от Андреевского флага, заляпанного кровью, особенно заметной в этих лучах солнца, и с какой-то жуткой улыбкой посмотрел на панораму побоища. Четверка «Севастополей» чадила, застопорив машины, но была жива и более-менее боеспособна. Во всяком случае половина башен главного калибра у них могла заявить о себе. Николай Оттович, возглавивший эту эскадру, был дважды ранен, но так и не покинул рубки, оставаясь на боевом посту до конца. Даже сейчас ему оказывали медицинскую помощь там, а он сам, хоть и был слаб, но продолжал пытаться командовать флотом, точнее тем, что осталось после этого побоища.

Между чадящих железяк медленно курсировали русские эсминцы, собирая людей с воды. Всех подряд. И русских моряков, и английских. А вдали виднелись дымы – это отходили английские корабли, пережившие ночной бой. Очень немногие… В основном легкие крейсера и эсминцы. Они еще ночью стали отходить, после поднятия Андреевского флага над «Бэремом» и за эти несколько часов уже смогли достаточно далеко удалиться. Зря. Остались бы – переломили ход сражения. Но они не остались. А русские эсминцы, перезарядив торпедные аппараты, вернулись, и это стало концом всему… слишком много торпед в упор. Да и подошедшая колонна крейсеров, преимущественно старых, поддержала их огнем, войдя в ближний бой, нивелирующий многие их недостатки…

Колчак облизнул рассеченную губу и громко начал декламировать ту самую песню, которую орал Максим после своего «воскрешения»:

Все в рубки на него озирались, но без осуждения. Кто-то даже улыбался и торжествующе ухмылялся. А потом, когда известные Колчаку два куплета и припев закончились, Александр Васильевич во всю глотку заорал:

— Ура!!!

И к нему на первом повторе присоединилась уже вся рубка и те, кто был рядом. На третьем повторе орал практически весь корабль. А дальше – этот громогласный рев стал распространяться с корабля на корабль и охватывать всю акваторию, превращаясь в своеобразный гул. Это была победа… тяжелая, страшная, но удивительно славная победа!

1916 год, 14 ноября, Москва

Москва задержала Максима основательно.

Новость о восстании в Петрограде вынудила его начать подготовку к сложной силовой операции по наведению порядка. Требовалось дать людям отдохнуть, отремонтировать технику после огромного перехода и боевых операций, да и пополнить запасы топлива с боеприпасами не мешало.

Но это все мелочи по сравнению с тем, что Максим растерялся. Впервые в этом мире по-настоящему растерялся. Поэтому и постарался отвлечься в мелких суетных заботах, чтобы не подорвать доверие людей к нему.

Как-то так складывалось что всегда пусть и смутно, но он представлял, что делать. Лавировал между центрами силами. Дерзил. Играл. Провоцировал. Даже Временное правительство он по сути признавал вполне себе правительством. На уровне подсознания и не стремился к неразрешимым противоречиям с ним. Искал вполне себе реалистичные объяснения, уловки, оправдания. Максим только сейчас это понял, когда внезапно оказался вакуум власти.

Раз и все.

Гудящая пустота.

Керенский мертв, как и все Временное правительство. Брусилов тоже, и заменить его некем. Так уж сложилось, что у Юго-Западного фронта не было нового лидера, способного устроить большинство полевых командиров. В итоге там стоял Каледин не потому, что он был подходящей личностью, а потому что его поставил Максим…

Черноморский флот… он центром сил не был, держась максимально пассивной позиции. И этой осенью он при первом случае перебежал на сторону «обычного генерала». Балтийский флот? Николай Оттович фон Эссен был личностью и очень значимой, но он оказался тяжело ранен после славной победы и в ближайшее время не мог руководить своими людьми. Телеграфировали, что слег совсем слабый. Много крови потерял в бою, да и возраст сказывался.

Кто еще? Ренненкампф? Но с ним тоже все было не так однозначно… Выйдя на определенный политический уровень он достиг предела своей компетентности и стал предельно осторожен. В военных операциях он еще старался не зевать, но вот в политике – увы. Более того, он старался быть подальше от всего этого.

Оставались, конечно, еще эти революционеры, но никаких значимых вождений, популярных в народе они не имели. Более того, судя по слухам, приглашали Меншикова к переговорам, дабы его сделать своим символов. Своим флагом. И все. Больше никого не имелось общеимперского масштаба.