Кристина Кашор - Сердце королевы

На четвертый день, ступив в библиотеку, она обнаружила, что кот взял на себя обязанности стражника. При виде Биттерблу он оскалился, вздыбил спину с потрепанной шерстью, пятна и полосы на которой казались разбросанными по всему телу до того странно и беспорядочно, словно его собственная шуба была пошита не по нему.

– Вообще-то, это моя библиотека, – заявила Биттерблу и топнула ногой. Зверь испуганно юркнул прочь.

– Милый у вас котик, – сказала она Померу, подойдя к его рабочему столу.

Библиотекарь протянул ей книгу, держа за уголок двумя пальцами, словно от нее смердело.

– Что это? – удивилась Биттерблу.

– Следующий пункт в списке для перечитывания, ваше величество, – ответил Помер. – Истории, написанные вашим отцом, королем Монси.

Поколебавшись один короткий миг, она взяла книгу. На выходе из библиотеки Биттерблу заметила, что несет ее точно так же, на некотором расстоянии от себя, а вернувшись в гостиную, положила на самый дальний край стола.

Усваивать прочитанное получалось лишь маленькими порциями. От этой книги у нее начались кошмары, так что Биттерблу не стала читать ее в постели и держать на прикроватном столике, как другие. Его почерк, знакомые крупные, слегка наклонные буквы казались настолько привычными и близкими, что во снах каждое когда-либо прочитанное слово было написано этим почерком. Еще ей снилось, что ее собственные вены наливаются синевой под кожей, превращаясь в этот почерк. Но потом ей приснился новый сон: Лек, огромный, будто стена, склонясь над бумагами, без устали пишет витиеватые, размашистые буквы, а когда она пытается их прочесть, они оказываются вовсе не буквами. И это был не сон – воспоминание. Однажды Биттерблу бросила диковинные каракули отца в огонь.

В книге рассказывались все те же привычные небылицы. Разноцветные летающие чудовища, которые разрывают друг друга в клочья. Разноцветные чудовища в клетках, с рычанием и воем требующие крови. Но он писал и правдивые истории тоже. Он поведал в этой книге про Катсу! Про сломанные шеи, сломанные руки, отрубленные пальцы; про дальнего родича, которого Катса случайно убила, когда была ребенком. В каждом его слове сквозило восхищение ее способностями. От того, с каким восторгом он писал о вещах, которых Катса столь мучительно стыдилась, Биттерблу пробирала дрожь.

В одном рассказе говорилось о женщине с невозможными красно-розово-золотыми волосами. Ядовитый разум давал ей власть над людьми, но обрекал на вечное одиночество, ибо ее сила была бесконечно злобной. Биттерблу сразу поняла, что речь идет, без сомнения, о незнакомке с гобелена в библиотеке, облаченной в белые меха. Но в глазах у этой женщины не было яда; она вовсе не казалась злобной. Биттерблу нравилось стоять перед гобеленом и смотреть на нее – это успокаивало. Либо Лек дал мастеру, выткавшему гобелен, неверное описание, либо тот нарочно изобразил незнакомку иначе.

Укладываясь спать, Биттерблу иногда утешала себя другим сном – тем, что приснился ей у Тедди и Сафа, – сном, в котором она была младенцем в объятиях матери.

Всю неделю, ушедшую на перечитывание, Биттерблу в городе не появлялась. С помощью книг она пыталась выбросить Сафа из головы. Но не слишком успешно. Ее донимала мысль, которую никак не удавалось до конца осознать, смутное беспокойство, хоть она и не понимала сама, о чем тревожится.

Наконец Биттерблу снова выбралась в лавку – она так ничего и не решила, просто не могла больше держаться. Ночь за ночью оставаясь в замке, она чувствовала, как стены вокруг сжимаются; тяжело было жить вдали от ночных улиц, и вообще – она соскучилась по Тедди.

Когда Биттерблу вошла в дом, Тильда трудилась за печатным станком. Сафа не было, отчего она ощутила легкий укол разочарования. В задней комнате Брен помогала Тедди пить бульон из миски. Она ловила ложкой сбежавшие капли у него на подбородке, а он улыбался ей столь блаженной улыбкой, что Биттерблу задалась вопросом: какие у Тедди чувства к сестре Сафа и отвечает ли Брен на них?

В том, что касалось ужина, Брен действовала нежно, но непреклонно.

– Ты его съешь, – сказала она твердо, когда Тедди начал ерзать, вздыхать и уворачиваться от ложки. – Тебе нужно побриться, – заявила она следом. – С этой бородой ты похож на мертвеца.

Не особенно романтичное признание, но у Тедди оно вызвало ухмылку. Брен тоже улыбнулась и, поднявшись на ноги, поцеловала его в лоб, а потом пошла помогать Тильде в лавке. Они остались наедине.

– Тедди, – начала Биттерблу, – ты говорил мне как-то, что пишешь книгу слов и книгу истин. Мне бы хотелось прочесть твою книгу истин.

Тедди снова улыбнулся.

– Истины – штука опасная, – сказал он.

– Тогда зачем ты записываешь их в книгу?

– Чтобы зажать между страницами, – ответил тот, – и поймать, пока не исчезли.

– Если они опасны, почему же не дать им исчезнуть?

– Потому что, когда истины исчезают, от них остается пустота, а это тоже опасно.

– Ты для меня чересчур поэтично выражаешься, Тедди, – вздохнула Биттерблу.

– Тогда вот ответ попроще. Я не могу дать тебе прочесть книгу истин, потому что еще не написал ее. Она вся у меня в голове.

– Может, хотя бы скажешь, о каких истинах в ней будет написано? О том, что творил Лек? Ты знаешь, что он сделал с людьми, которых украл?

– Искра, – сказал Тедди, – мне кажется, это известно только им одним. А их больше нет.

Из лавки послышались голоса. Дверь открылась, залив комнату светом, и на пороге появился Саф.

– А, чудненько, – сказал он, вперив тяжелый взгляд в прикроватную тумбочку. – Она тут пичкает тебя дурманом и расспрашивает?

– Вообще-то, я и вправду принесла дурман – для тебя, – вспомнила Биттерблу и сунула руку в карман. – От боли.

– Или для подкупа? – вопросил Саф, скрывшись в крохотном чулане, служившем кладовой. – Есть хочу, – донеслось оттуда; последовала оглушительная возня.

Чуть погодя Саф высунул голову и c пронзительным чистосердечием сказал:

– Искра, поблагодари Мадлен, ладно? И скажи ей, чтоб начала брать с нас деньги. Мы в состоянии платить.

Биттерблу приложила палец к губам. Тедди спал.

Чуть позже она сидела за столом вместе с Сафом; тот мазал хлеб мягким сыром.

– Давай я, – предложила она, заметив, как он скрежещет зубами.

– Я справлюсь.

– Я тоже, – сказала Биттерблу, – и у меня ничего не болит.

К тому же ей хотелось чем-нибудь занять руки, отвлечься. Ей слишком нравился Саф, который сидел перед ней, весь в синяках, и жевал свой поздний ужин. Слишком нравилось сидеть в этой комнате, доверяя ему и одновременно не доверяя, быть готовой солгать и готовой сказать правду. Она понимала, что все эти чувства – не слишком разумны.

– Мне бы очень хотелось знать, что такое там печатают каждую ночь Тильда и Брен, что мне не позволено видеть.