Юрий Астров - Квинтовый круг [сборник litres]

Вернуться оказалось сложнее. Пришлось перелезать вместе с тяжеленным пакетом в одной руке и автоматом в другой. Оказавшись в родной мастерской, Минин плюхнулся на диван и некоторое время приходил в себя.

Неожиданная мысль заставила его засмеяться: приди сейчас милиция, вовек бы ему не отмазаться от собранного арсенала, тогда бы и украшения Нефертити смотрелись бы совсем по-иному. Криминально они бы выглядели. Преступно. Он смеялся долго, почти истерично, потом снова плакал, а потом уснул, уткнувшись лицом в подушку, и спал до рассвета.

На рассвете он проснулся, сел к столу, разобрал и собрал автомат. Устройство его было несложным для человека, который отслужил два года в армии и интересовался оружием. Автомат был исправен. Минин передернул затвор и выстрелил в двуглавого орла, прибитого над входом в мастерскую. Оружие оказалось в полном порядке. О том, что выстрел кто-нибудь услышит, Минин не волновался. Толстые стены подвала и метровый слой бетона над головой надежно гасили все звуки. Проверено было и не раз!

Гранат оказалось девять. Уже с ввинченными запалами. Вполне достаточно для задуманной им операции. Он положил их в рюкзачок Вики, высыпав косметику, разные мелочи, ключи от их квартиры, зачетку и студенческий билет прямо на стол. Запоздало подумал – вот и фотографии. Но заглядывать в документы было свыше его сил.

Он вновь оказался на маковом поле. Здесь тоже был рассвет. Холодный и безрадостный.

Маки уже отцветали, при призрачном утреннем свете оставшиеся цветы казались черными пятнами. Он шел по макам, озираясь по сторонам, и потому вовремя увидел белеющую в сумраке палатку. Большая армейская палатка на тридцать человек укрылась в зарослях кустарника. Рядом с ней горел небольшой костер и зябко шевелился часовой, негромко напевая что-то заунывное и грустное.

Минин присел, достал из рюкзачка несколько ребристых гранат, аккуратно разложил их перед собой. Осторожно передернул затвор автомата.

Над горами появилась слабая полоска света, возвещающая скорый приход дня.

Минин сосредоточился, отбрасывая в сторону ненужные мысли. В бою надо думать только о победе – так объяснял когда-то в армии капитан Пресняков. Побеждает тот, кто больше нацелен на победу.

Как на учениях, он по очереди выдергивал чеки из гранат и швырял их в приоткрытый темный вход палатки. С такого расстояния промахнуться было невозможно. Гранаты еще не взорвались, а он уже резанул по шевелящемуся силуэту часового короткой очередью, а следом звонко рванули «лимонки». От их осколков Минина спасло лишь дерево.

Наступила тишина.

Слышно было, как кто-то стонет и воет под рухнувшей и разодранной в клочья палаткой.

Держа автомат наготове, Минин подошел ближе.

Часовой был еще жив. Увидев его, Гоша испытал мстительную радость: это оказался бандит по кличке Гапон, Минин его запомнил еще со времени своего первого постыдного бегства. Бандит тоже узнал Минина, глаза его расширились, уже стало достаточно светло, чтобы увидеть перекошенное страхом и болью лицо.

– Слушай! – сказал бандит. – Не стреляй! Что сделать-то надо? Ты только скажи!

– Девочку вернуть, – сказал Минин.

Гапон все понял. Надежда исчезла из его глаз, черты лица заострились, и оно стало безжизненным, словно лицо покойника, каким, собственно, ему и предстояло стать.

Автоматные пули разорвали синюю куртку в клочья.

Минин постоял над ним, остывая от возбуждения и с тоской понимая, что он уже никогда не будет прежним. От чужой смерти не испытывают радости, от любой смерти испытывают печаль и тоску.

Под лежащим на земле саваном бывшей палатки перестали стонать.

Все получилось просто, гораздо проще, чем Минин себе представлял. Капитан Пресняков был прав: в бою выигрывает тот, кто нацелен на победу и использует фактор внезапности.

Гоша бросил ненужный ему больше автомат и побрел к выходу в мастерскую, под ногами его хрустели коробочки красивого цветка мака, из сока которого люди готовят дорогую и смертельную дурь и считают возможным за право делать это расплачиваться чужими жизнями.

Странное дело, он совсем не чувствовал себя победителем. Усталый человек возвращался с работы после тяжелого трудового дня.

В мастерской царил полумрак.

Гоша выпил немного. Не ради опьянения, растрепанные чувства в порядок привести. Посидел у стола, потом вышел на улицу. Город жил привычной жизнью, ничего в нем не изменилось, для города ничего не произошло. Дворник поливал асфальт водой из шланга. Пенистая струя смывала с асфальта окурки. Минину смотреть не хотелось на окружающее.

Он вернулся в мастерскую. В двери белела сложенная вдвое бумага, которую Гоша не заметил, когда выходил. Бумага оказалась повесткой. Минина Г. приглашали прибыть в назначенный день и назначенное время к Семенову А. Г. в кабинет № 317 по улице Краснознаменская, дом 17, где располагалось Управление внутренних дел.

Минин грустно улыбнулся, вошел в мастерскую и бросил повестку в мусорное ведро. Не собирался он никуда идти, другие у него намерения были. Совсем другие. Он подошел к картине, которую лихорадочно рисовал накануне, сдернул покрывало, скрывающее картину от нескромных посторонних глаз.

На картине был зеленый остров на краю океана. На белоснежный песок, усеянный перламутровыми раковинами, накатывались ленивые океанские волны. Над всем этим великолепием пронзительно голубели небеса. В зелени деревьев угадывались белые дома, их было много, не иначе как на берегу залива располагался большой поселок, населенный улыбчивыми и добрыми людьми. Там, где лес обрывался песчаным пляжем, стояла женщина и терпеливо ждала. Она ждала его – Минина. Там было хорошо. Там просто не могло быть плохо. Там в одном лесу росли бананы и яблоки. Их рвали веселые белозубые негритята, которые хотели учиться спортивной гимнастике и акробатике.

Некоторое время Минин разглядывал собственную картину, представляя, как он идет по тихим улочкам города рядом с красивой стройной женщиной из тех, кто влюбляется один раз в жизни и любит до самой смерти. Он идет по улице, а навстречу ему попадаются обитатели поселка. Впрочем, к черту, какие обитатели, друзья его там встречают, друзья! Они с ним здороваются, и шутят, и приглашают в гости на вечернюю чашку кофе, потому что сами не любят напиваться. И на душе у Гоши становилось постепенно хорошо, он уже любил этот мир, в котором ему предстояло жить.

Он постоял еще немного, трогая пальцем краску. Краски окончательно высохли. Надо было решаться. Минин в последний раз оглядел свою мастерскую. Он разжег огонь в камине и бросил в него картину с цветущими маками. Посидел, глядя, как язычки пламени жадно лижут высохшие краски. На секунду показалось, что он слышит душераздирающие крики, но этого не могло быть – он хорошо поработал накануне. Разве что другие дельцы на разборку приехали. Однако жалеть их не стоило, все эти гады были одинаковы. Из картины «В ожидании запчастей» доносилось привычное нестройное пение. Что было в других картинах, Гоша Минин просто не видел. Да и не интересовало его это совсем.