Энтони Райан - Песнь крови

— Вы добыли это для меня? — спросил он.

— Много лет назад. Моя песнь на этом очень настаивала. То, что покоится в этом камне, давно ждет вас, чтобы вы выпустили его на волю.

«Ждет…» Ваэлин приложил ладонь к камню и почувствовал, как усилилась песнь крови. В мелодии сочетались предупреждение и уверенность. «Ожидающий…»

Он взял резец, осторожно коснулся острием камня.

— Я этим никогда не занимался, — сказал он Ам Лину. — Я даже посоха толком вырезать не могу.

— Твоя песнь будет направлять твою руку, как моя направляет мою. Эти статуи созданы моей песнью в той же степени, что и моим мастерством.

Каменотес оказался прав. Песнь нарастала, отчетливая и звонкая, ведя резец по камню. Ваэлин взял с верстака молоток и ударил им по резцу, отколов кусочек мрамора с края куба. Песнь набрала силу, и руки заработали сами собой. Ам Лин и его мастерская словно растворились, работа поглотила Ваэлина. В голове не было мыслей, ничто его не отвлекало, остались лишь песнь и камень. Он не чувствовал времени, не воспринимал мир за пределами песни и очнулся, только когда его грубо встряхнули за плечо.

— Ваэлин! — Баркус тряханул его снова, видя, что он не реагирует. — Ты чем, вообще, занят?

Ваэлин посмотрел на инструменты в своих покрытых пылью руках, обнаружил, что его плащ и оружие лежат поблизости, хотя он даже не помнил, как их снимал. Камень заметно изменился: его верхняя часть теперь представляла собой грубо высеченный купол с двумя неглубокими впадинами посередине и слабо намеченным подбородком у основания.

— Стоишь тут, долбишь, без оружия, без охраны… — Баркус был скорее шокирован, чем рассержен. — Да любой проходящий мимо альпиранец может тебя прирезать, даже не вспотев!

— Я… — Ваэлин растерянно заморгал. — Я тут…

Он умолк, осознав, что любые объяснения бесполезны.

Ам Лин и женщина, отворившая ему дверь, стояли поблизости. Женщина гневно смотрела на двух солдат, которых привел с собой Баркус. Ам Лин держался спокойнее. Он лениво водил точилом по одному из своих резцов и слегка улыбался Ваэлину — в его улыбке виднелось нечто вроде восхищения.

Баркус перевел взгляд на камень, потом снова на Ваэлина, нахмурил свои лохматые брови.

— И что это такое будет?

— Неважно.

Ваэлин взял кусок холста и накинул его на камень.

— Что тебе нужно, брат? — спросил он, не сумев скрыть раздражения.

— Сестра Гильма тебя зовет. Она у губернатора.

Ваэлин нетерпеливо замотал головой и снова потянулся за инструментами.

— С губернатором разбирается Каэнис. Пошли за ним.

— За ним уже послали. Но ей нужен и ты тоже.

— Ну, с этим наверняка можно обождать…

Баркус стиснул ему запястье, наклонился к самому уху и прошептал два слова, которые заставили Ваэлина немедленно выронить инструменты и броситься за плащом и оружием, хотя песнь крови протестующе взвыла.

— «Красная рука».

Сестра Гильма стояла за воротами виллы. Подходить ближе она им запретила. Сейчас в ее голосе и наружности не было ни следа веселости. Лицо у нее было бледным, глаза, всегда такие блестящие, потускнели от страха.

— Пока только губернаторская дочка, но будут и другие.

— Вы уверены? — спросил у нее Ваэлин.

— Любого из членов моего ордена обучают узнавать эти знаки сразу после вступления. Сомнений быть не может, брат.

— Вы осматривали девочку? Дотрагивались до нее?

Гильма молча кивнула.

Печаль сдавила грудь, но Ваэлин отмахнулся от нее. «Сейчас не время для слабостей!»

— Что вам требуется?

— Виллу следует закрыть и выставить охрану. Никого не впускать и не выпускать. Следите, не появятся ли в городе новые случаи. Мои помощники знают, что искать. Всех, у кого будет обнаружено заболевание, следует доставлять сюда, силой, если потребуется. Во время работы с ними следует надевать маски и перчатки. Город тоже следует закрыть, запретить кораблям выходить в море, не выпускать за ворота никаких караванов.

— Паника начнется, — предупредил Каэнис. — «Красная рука» в свое время погубила не меньше альпиранцев, чем подданных Королевства. Когда об этом станет известно, люди начнут пытаться сбежать.

— Значит, вам придется их останавливать, — напрямик ответила сестра Гильма. — Нельзя допустить, чтобы поветрие распространилось снова.

Она посмотрела на Ваэлина.

— Вы меня поняли, брат? Вы обязаны сделать все, что потребуется.

— Я понял, сестра.

Сквозь печаль начали пробиваться смутные воспоминания. Шерин в Высокой Твердыне. Ваэлин обычно избегал мыслей о том времени, слишком тяжким было чувство утраты, но теперь он старался припомнить то, что она говорила тогда, наутро после гибели Хентеса Мустора. Приверженцы Узурпатора заманили ее в ловушку ложным сообщением о том, что в Варнсклейве обнаружена «красная рука». «Я как раз работала над лекарством…»

— Сестра Шерин, — сказал он. — Она как-то раз говорила мне, что у нее есть лекарство от этой болезни.

— Возможно, есть, — поправила Гильма. — Все это чистая теория, и, в любом случае, изготовить его мне не по плечу.

— А где сейчас находится сестра Шерин? — не отступался Ваэлин.

— В Доме ордена — была там в последний раз, как я о ней слышала. Она теперь мастер зелий.

— Двадцатидневное плавание при попутном ветре, — сказал Каэнис. — И еще двадцать дней обратно.

— Для корабля Империи или Королевства, — задумчиво произнес Ваэлин. Он снова обернулся к Гильме: — Сестра, попросите губернатора написать воззвание, утверждающее предложенные вами меры и призывающее горожан к сотрудничеству. Брат Каэнис велит его размножить и распространить по городу.

Он обернулся к Каэнису:

— Брат, позаботься об охране ворот и виллы. Удвой стражу на стенах. По возможности используй только наших людей.

Он взглянул на сестру Гильму и заставил себя ободряюще улыбнуться.

— Что есть надежда, сестра?

— Надежда есть сердце Веры. Оставить надежду означает отречься от Веры.

Она тоже улыбнулась, но слабо.

— У меня в комнате есть кое-какие инструменты и лекарства. Я хотела бы, чтобы их доставили мне.

— Я об этом позабочусь, — заверил ее Каэнис.

Ваэлин повернулся и зашагал прочь по мощеной дорожке.

— А как же порт? — окликнул сзади Каэнис.

Ваэлин даже не обернулся.

— Об этом позабочусь я.

Мельденейский капитан был убористым и жилистым. Он сидел напротив Ваэлина и подозрительно взирал на него исподлобья. На капитане были перчатки тонкой кожи, стиснутые кулаки лежали на столе. Сидели они в старом здании торговой гильдии, в зале, где хранились карты. Они были одни, если не считать Френтиса, охранявшего дверь. Снаружи стремительно наступала ночь. Город вскоре должен был уснуть. Горожане все еще пребывали в блаженном неведении о беде, которая должна была встретить их утром. Если капитан и был недоволен тем, что их с командой выдернули из коек, заставили раздеться и пройти осмотр у помощников сестры Гильмы, а потом явиться сюда, он явно счел за лучшее оставить жалобы при себе.