Скотт Оден - Стая воронов [litres]

– Ты готова сознаться, Этайн? – прорезался сквозь боль голос капитана.

Она хрипло вздохнула и задрожала, открыла с усилием глаза. Сакс стоял у края дороги и смотрел, как повозка медленно тащится по мосту. Когда они поравнялись, капитан цокнул языком, пуская лошадь идти рядом. Было непохоже, что он радовался победе, наоборот, капитан казался еще грязнее и измученнее, чем при Броде Нунны; он горбился в седле и то и дело поглядывал на прикрытый плащом труп. Этайн поняла, что его переполняет грусть.

– Мы играли с ним еще детьми. Помню, как в долгие летние дни мы носились, как бешеные, по долине Северна – к огромному огорчению моего отца.

– Это дитя… этим людям нужны…

– ТЫ ГОТОВА СОЗНАТЬСЯ? – зарычал капитан.

Этайн потрясла головой; когда она вновь заговорила, ее голос упал до шепота.

– Я… я уже г-говорила: я б-была в плену.

– Кюневульф был хорошим человеком. Надежным. Он бы спустился к самим вратам Ада и спас тебя от этих чертовых язычников, если бы знал. А ты защищаешь его убийц?

– Я… я никого не защищаю.

– Лгунья! – Капитан стукнул по повозке кулаком, и девочка завыла от ужаса. Старуха посмотрела на него с неприкрытой ненавистью. Но тут его ярость сменилась скорбью. Он нагнулся к Этайн и прошипел, словно змей: – Рядом с Кюневульфом нашли еще шестнадцать убитых! Ты считаешь, они сами себя закололи? Считаешь, Кюневульф сам прибил свою голову к дереву?

– Нет…

– Мальчишка сказал, вас было двое – соврал ведь, так? Сколько еще пряталось в темноте? Кто стоит во главе этой шайки? Скажи мне имя ублюдка, который тебя туда привел!

Этайн замотала головой, и от боли все поплыло перед глазами. Она хотела рассказать правду, рассказать, как скрелинг похитил ее по дороге к Роскилле; как он увел ее на юг, к безумным гномам , и как с помощью колдовства они прошли по ветвям Иггдрасиля прямо под Хульный Холм, промахнувшись на пятнадцать лет. Она хотела рассказать, но ни один разумный человек в такое не поверит. Слишком похоже на нелепую сказку. Она открыла рот, но закрыла его и нахмурилась.

– Время для игр давно прошло. – Капитан откинулся в седле. – Лорд Хротмунд – набожный человек, благочестивый воин Господа, но с изменниками и язычниками у него разговор короткий. Ответь на мои вопросы, и, может быть, мне удастся смягчить твое наказание.

– Какое наказание? – встрепенулась Этайн. – Я не язычница и не изменница. Со мной был только тот, кто меня похитил. Я ему не союзница.

Капитан с громким звуком сплюнул.

– Ты за дурака меня держишь? Ни один человек не смог бы в одиночку одолеть такого воина, как Кюневульф, что уж говорить о его отряде. Он…

– Я и не говорила, что это человек.

Сакс не ответил, лишь смерил Этайн тяжелым взглядом. По выражению его лица ничего нельзя было понять. Наконец он потряс головой.

– Неважно. Играйся дальше, Этайн – если так тебя зовут. Держи при себе свои секреты. Мы уже у ворот в Бадон. Можешь мне поверить: лорд Хротмунд заставит тебя сознаться, даже если для этого ему придется отрывать от тебя кусочек за кусочком. Когда будешь молить его о пощаде, о сладком забытьи смерти, вспомни, что я хотел тебе помочь.

– К-капитан! Подожди!

Но тот остался глух к ее тихой просьбе и погнал лошадь вперед по дороге. Всхлипывая от усталости и отчаяния, Этайн опустилась на солому, не в силах больше сидеть прямо. На нее волной нахлынула безысходность. Следовало бы взмолиться Богу, чтобы тот вселил в нее стойкость, даровал ей достойную смерть, отпустил грехи, но она лишь прикрыла глаза и расплакалась. Она оплакивала свою судьбу, проклятую женскую долю – эта горькая обида преследовала ее еще с детства. Она плакала и хватала ртом воздух, все глубже погружаясь в отчаяние…

Старуха позади нее цокнула языком.

– Заканчивай с этой ерундой, дочка, – сказала она, будто ножом взрезав одиночество Этайн. – Утри слезы. Подними голову. Если уж норны решили, что твой путь кончится здесь, то что толку плакать? Лучше встретить смерть проклятиями, а не слезами.

Ее упреки прозвучали для Этайн как пощечина. Она моргнула. Мокрые щеки залила краска стыда; она кивнула и попыталась улыбнуться, смахивая слезы тыльной стороной связанных ладоней. Но на старуху не взглянула.

Помедлив, она сказала:

– Ты говоришь, как один мой друг. Много лет назад.

– Хороший дан?

– Хороший человек.

– Тогда тебе очень повезло, дитя. Хорошие люди на вес золота. Большинство, как эти: наглые ничтожества в людской одежке с позолотой. Красивые на вид, но и гроша ломаного не стоят.

Старуха тихо стала напевать, убаюкивая лежащую у нее на руках беспокойную малышку. Добрая мелодия напомнила Этайн об их с Ньялом долгом путешествии.

У нее задрожали губы. Она смотрела на крепко сжатые кулаки и вспоминала, какой счастливой была в то время. В Ньяле она обрела отца, которого никогда не знала, брата, которого никогда не имела; он был ее защитником, ее исповедником, ее мужеством, ее совестью. При ней он пришел к истинной вере, у нее на глазах кривоногий священник крестил его на Корнуэльском берегу, они вдвоем поклялись до конца времен нести эту веру язычникам Дании. Это Ньял остриг ее медные волосы и научил вести себя по-мужски, чтобы с ней не случилось по дороге дурного. В каждодневных дорожных заботах – они вставали, молились, шли, ели, снова молились и ложились спать – Этайн открылось удовлетворение, неуловимая часть жизни, ускользавшая от нее в Гластонбери и Эксетере. Она могла бы жить так вечно, не поставь Господь на их пути этого проклятого беса, Гримнира. Теперь пришло время спросить себя: может быть, скрелинг и правда послужил Божественному провидению, когда вернул ее в Уэссекс, чтобы она искупила свою вину за разрушение Эксетера? « У Всевышнего долгая память », – говаривал Ньял в ночи, когда собственные грехи не давали ему спать. И теперь Бог оставил ее плакать и истекать кровью, как погибшие жители Эксетера? Эти страдания станут ее расплатой? Может, и так.

Ее тоску унесло волной спокойствия, Этайн нашла в себе силы поднять голову и взглянуть на жестокий серый мир. Старуха одобрительно прищурилась.

Прямая как стрела мощенная камнем дорога вела к городским воротам в лиге от них. Она прорезала заросший ежевикой пустырь, однотонный и скучный, как небо над головой; Этайн не увидела здесь ни намека на весну. Колючие кусты не пустили зеленых ростков, не набухли почки на дубах и буках – всего в полете стрелы от дороги. Дождь капал с голых ветвей.

В ста ярдах впереди дорогу пересекала, образуя перекресток, грязная колея. Здесь же стоял огромный охранный каменный крест – без сомнения, один из многих крестов Святого Альдхельма. На нем расселись тощие иссиня-черные вороны. Многие из них беспощадно долбили клювами по камню, словно мастера молотками. Они смотрели черными глазами точно на повозку и предостерегающе каркали. Старуха поежилась.