Скотт Оден - Стая воронов [litres]

Шаги Бьярки стихали. В глазах Кормлады зажегся холодный черный огонь. Она злобно посмотрела поверх стола ему в спину, а потом перевела взгляд на кучку деревянных тэнов – таких же пешек, как она, готовых прыгнуть в могилу под дудку Полудана.

И все, кроме одной, знали, чего он на самом деле хочет.

« Десять лет я поддерживала его в его планах, – размышляла Кормлада, пытаясь подавить гнев. – Я бы пожертвовала скудоумным братом – и даже сыном, – если бы это принесло мир и единство расколотой Эриу ».

Но тогда откуда эта ярость?

Все его надменность. Тщеславие. Ее съедало изнутри, что какой-то неверный полукровка знал таинства забытого мира и играл ими, как бард на струнах лютни.

Я дублинская ведьма! Я не стану пешкой ни для одного мужчины!

Он сказал: «Думаю, ты станешь править». Только одна эта мысль и остудила ее гнев. Ты станешь править. Кормлада инген Мурхада, дитя Туат, дочь, жена, сестра и мать королей. Может, Бьярки Полудан и был прав, хоть и думал сам управлять ею, будто марионеткой. Возможно, и вправду пришло время разрозненным королевствам Эриу собраться под мягкой рукой единственной королевы.

Гримнир нес Этайн прочь с длинного скалистого побережья, вглубь страны, пробирался по углублению размытого уступа, где серый песок мешался с зеленым дерном. Землю все еще сотрясали удары грома, с каждым шагом небо пронзали молнии, но Гримнир размашистым шагом преодолел напитавшуюся дождем пустошь и укрылся от бури под навесом густой дубовой рощи.

– Отп-пусти, – пробормотала Этайн. – Пос… поставь меня на землю, – Гримнир чувствовал, как ее трясет от холода, тонкая мокрая одежда не спасала ее. Но хоть она и стучала звонко зубами, она все равно добавила: – От-тсюда я п-пойду сама.

– Да неужели? – Гримнир опустил ее, прислонив спиной к толстому стволу. На миг она застыла, а потом сползла вниз и прижала колени к груди. Над головой трещали от пронзительного ветра деревья. Гримнир присел на корточки. Взяв Этайн за подбородок двумя пальцами, он заставил ее поднять голову. В жесте не было нежности, но когда он увидел ее изможденное, измученное лицо, в его взгляде мелькнула малая толика заботы. Этайн отмахнулась от его руки. Неодобрительно цокнув языком, Гримнир опять поднялся. – Надо было оставить тебя в той клятой хижине на английском берегу, – сказал он. – Так и знал, что ты повиснешь камнем у меня на шее!

– Я ск-казала, что могу идти!

– Пф! – Он понимал, что ей необходимо убежище. А еще отдых, еда и одежда крепче этих обносков. – Да тебе чертова нянька нужна!

Раздувая ноздри, он потянул носом воздух и учуял за сыростью дождя, листвы и жирной глины еле заметный запах древесного дыма. Огонь. А где костер, там, скорее всего, найдется и убежище для Этайн.

Сам он ни в чем не нуждался. Этот остров словно насквозь пропитался силой. Гримнир понял это, едва почувствовав под ногами его твердую землю – когда принялись встревоженно вопить ночные ведьмы, обитающие на болотах и топях. Этот остров был священным местом. При Маг Туиред ее благословил своей кровью сам предок Гримнира Балегир, когда пал в битве с ненавистными vestálfar , западными эльфами, которых эти жалкие гаэлы звали Туат. И даже пришедшие с востока христоверы со своими песнопениями и святой водой не смогли очистить остров от языческой скверны.

Гримнир чувствовал, как самая суть его народа пробирает его до костей – даже больше, чем в самых укромных уголках Дании. Она проникала в жилы и мускулы, помогала стряхнуть боль и усталость, обостряла его чувства и заставляла мыслить быстрее; она кнутом выбивала из него даже тень вялости – отупляющее оцепенение, губительное для его народа; его черная кровь пела в предвкушении темных дел и бойни.

– Вставай, маленькая тупица! Вставай! Не время мешкать!

Этайн храбро попыталась подняться; чуть-чуть подождав, Гримнир выругался и подхватил ее на руки, как тряпичную куклу, с той же легкостью, с какой подхватил бы пустой мешок. И полетел стрелой. Они углублялись все дальше в дубовую чащу, по столь призрачному следу дыма, что ни один человек его бы не почуял.

Он пробежал милю, затем еще одну. И хотя Гримнир даже не запыхался, он все равно замедлил шаг, его длинные скачки сменились крадущимися шагами охотника – воздух наполнился густым ароматом добычи: дым очага и специй, вскопанная и удобренная земля, людской пот и резкая вонь собачьей мочи. Он подкрался ближе, пока не увидел меж деревьев поляну. Посреди нее стоял домик из камня и дерева, с низкой, обложенной мхом крышей, капли дождя стекали с ее карнизов в два огромных бочонка. Дом окружала мозаика аккуратных грядок, огороженных и готовых к весенней высадке; позади виднелся небольшой фруктовый сад и одинокая каменная стена с вырезанной в ней дюжиной ниш, из которых доносилось монотонное жужжание пчел.

Гримнир подобрался ближе, Этайн у него на руках зашевелилась. В этом месте было кое-что необычное: от дома протянулись лучами веревки, соединяя сложной паутиной огород, фруктовый сад, пчелиные ульи, каменный колодец и шестиугольную лачугу, в которой, должно быть, хранились инструменты. Из щелей в деревянных ставнях пробивался свет очага.

Гримнир намеревался украсть что-нибудь с заднего двора и найти для подкидыша сухой уголок, пока сам он разведает, что в доме. Он хотел узнать, как много внутри людей и скольких придется убить, чтобы забрать его себе. Но его планы рухнули, словно плотина под напором водного потока. Он не прошел и десяти шагов по поляне, как из дома послышался раскатистый рык пса.

Гримнир встал в боевую стойку и положил ладонь свободной руки на рукоять сакса; он хотел уже было его вытащить, но тут дверь дома распахнулась. Сырую ночь пронзило копье каминного света, и в нем возникла фигура женщины, согнувшейся под тяжестью лет, и защищавшего ее огромного волкодава. Лишь ласково лежащая на холке чудовища рука старухи удерживала его от того, чтобы броситься вперед.

Она крикнула что-то на гаэльском. Она была слепа и смотрела немного выше и в сторону. Через мгновение она перешла на датский.

– Кто здесь? Гаэл или дув-галл? Человек или демон?

Гримнир не ответил и сделал шаг назад. От движения огромный пятнистый серый волкодав с низким угрожающим рыком оскалил клыки. Было видно, как ходят у него под шкурой мышцы, как он подбирается, прежде чем броситься и повалить врага на спину.

– Может, слепая Мэйв тебя и не видит, да, но Конан этой немощью не страдает, – сказала женщина с сильным ирландским акцентом. – Подойди, ночь слишком ужасна для того, чтобы ссориться на крыльце.

– Он-на права, – пробормотала Этайн.

В тот же миг старуха вытянула шею и склонила набок голову.