Антон Демченко - Шаг второй. Баланс сил [litres]

Гимназия отменилась автоматически. Явившийся по вызову князя доктор, оказавшийся высоким, крепко сбитым дядечкой с фигурой борца и лицом, словно вырубленным из куска гранита скульптором-примитивистом, потратил добрых полчаса на осмотр, после чего, не сходя с места, выписал мне освобождение от посещения занятий в ближайшую неделю. Я уже предвкушал и планировал свои действия на это внезапно ставшее свободным время, но был тут же одёрнут доктором, который то ли шестым, то ли ещё каким по счёту чувством моментально учуял мои задумки и мечты. Покой, лёгкие получасовые прогулки и никаких нагрузок. Приговорил, чтоб его. Ещё и кучу всякой зелени выписал… в смысле трав для взваров. Как оказалось, здешняя медицина совсем не пренебрегает фитотерапией и совсем не стремится превращать пациентов в заводы по переработке продукции химпроизводств. И то хлеб. Терпеть не могу таблетки.

– И не советую нарушать мои предписания, молодой человек, – уже стоя на пороге, прогудел глыбоподобный доктор на прощание. – Если, конечно, не желаете, чтобы неделя «отдыха» превратилась в месяц стационара под присмотром моих подчинённых. Выздоравливайте, Ерофей. Честь имею, господа!

Попрощавшись с нами, врач исчез за дверью, а я наконец-то получил возможность задать князю хотя бы часть тех вопросов, что вертелись у меня на языке, но не срывались с него в присутствии постороннего. И это не я такой умный, а у Старицкого взгляды «говорящие». Одного такого «зырка» хватило, чтобы в беседе с доктором я ограничился лишь краткими ответами на вопросы о самочувствии и ощущениях от обследования. А вот расспросы «ни о чём», что так и сыпались из врача, пришлось старательно пропускать мимо ушей и молчать, как партизан на допросе. Хорошо ещё, что пригласивший этого любопытного и странно несдержанного на язык доктора Старицкий время от времени брал огонь на себя. Но всё равно, после ухода врача, я чувствовал себя не в своей тарелке.

– Ну, спрашивай уже, – вздохнул князь, заметив моё ёрзанье.

– Если Всеволод Нискинич слишком болтлив, почему вы до сих пор прибегаете к его услугам? – отреагировал я.

– С чего ты это взял? Болтливость врача, я имею в виду… – неподдельно удивился Старицкий.

– А зачем иначе вам понадобилось удерживать меня от вопросов по поводу проведённого им обследования? – пожав плечами, ответил я.

– Всё равно не вижу связи, – нахмурился Виталий Родионович.

– Ну… это же просто, – я пощёлкал пальцами. – Моя реакция на его заключение по итогам осмотра была чистым непониманием, хотя никаких специальных врачебных терминов господин доктор не употреблял. Но все эти «области воздействия», «структурные поражения», «следы Прорыва» и прочее… для меня тёмный лёс. То есть я понимаю, что речь идёт о неких проблемах, лежащих в ментальной области, но и только. Мою попытку выспросить у доктора объяснения вы пресекли на корню. Следовательно, не желаете, чтобы Всеволод Нискинич оказался в курсе моей «необразованности». Можно было бы предположить, что доктор как-то связан со старыми школами и вашим проектом, касающимся Уральского сдвига, но я не понимаю, зачем вам потребовалось бы вводить коллегу в заблуждение относительно уровня моих знаний и умений. Посему этот вариант я отбросил, как менее реальный, и предположил, что доктор просто слишком болтлив, и информация обо мне как о пациенте может разойтись среди его знакомых. А те, в свою очередь, вполне могут оказаться людьми вашего круга. В общем, как-то так…

– М-да, Ерофей… – в изумлении покачав головой, протянул князь. – Ты выдал, конечно! И ведь не сказать, что не угадал, хм… Почти в точку попал, если уж быть совсем точным. Но! Тут есть одна тонкость. О тебе как о пациенте Панин будет молчать как рыба. Профессиональная этика. А вот о том, что Всеволоду Нискиничу довелось лечить нового протеже князя Старицкого, его никто не может заставить молчать. Равно, как и озвучивать выводы об этом самом протеже. Заметь, не о диагнозе, не о назначенном лечении и перспективах выздоровления, а о личности. И да, мне бы этого не хотелось, но и прямо запретить я… не могу.

– Вот я и спрашиваю: почему у семьи Старицких такой болтливый и чрезмерно любопытный доктор? – улыбнулся в ответ я, по ходу дела отметив про себя лёгкую заминку в последних словах собеседника. «Не могу» или всё же: «не стремлюсь»?

– Потому что он не исключение, а правило, – фыркнул князь. – Поверь, будь моя воля, я бы с удовольствием отказался от услуг частно практикующих врачей, да вот беда, других-то у нас и нет.

– А… поликлиники, стационары опять же, которыми меня стращал ваш Панин? – удивился я.

– Только по направлению семейного врача, – развёл руками Старицкий и усмехнулся. – Таковы правила, Ерофей. Привыкай. Это тебе не ТОТ мир. И да, насчёт круга знакомств нашего доктора ты прав. Он и впрямь имеет значение… лейб-медик, как-никак.

– О… о! – я на миг застыл, переваривая полученную информацию. Два слова, а как меняют смысл! «Лейб-медик» – это благоволение государя, а значит, других докторов вокруг быть не может. «Лейб-медик» – и круг знакомств оказывается не просто огромным, но и запредельно высоким. «Лейб-медик» – и профессиональная этика клятвы Гиппократа сталкивается с клятвой служения государю, и ответ на вопрос, «какая круче», на мой взгляд, предельно ясен. Гиппократ давно гуляет тенью по Елисейским полям, а правитель-сюзерен, вот он, живой и здоровый. – Официальный шпион, значит…

– Не сказал бы, скорее, неофициальная демонстрация интереса, – усмехнулся князь. – Ненавязчивая.

– Мне это не нравится, – пробормотал я. Ну, в самом деле, какого чёрта могло понадобиться от меня самой большой шишке в этом лесу?! – Что ему от меня надо?

– Государю? Полагаю, ничего конкретного, – усмехнулся князь. – Но знаешь, окажись я на его месте, тоже захотел бы узнать побольше о человеке, сделавшем такие интересные подарки моим любимым внучатым племянникам.

– Э-э?

– Лана и Велимир, ты им подарил пантеру и медведя… Багиру и Балу, помнишь? – всё так же, не скрывая усмешки, напомнил Старицкий.

– Но… это же ваши правнуки, – пробормотал я.

– Открою тебе тайну, Ерофей. У всех детей природой предусмотрен двойной комплект дедушек и бабушек, и два двойных комплекта прадедушек и прабабушек… не считая иных родственников, – уже откровенно зафыркал князь, но, заметив моё недоумение, сжалился и договорил: – Не тормози, Ероха! Лана и Велимир – младшие внуки моей дочери Беляны и её мужа, великого князя Олега Ингварича, старшего брата ныне правящего государя, Ярополка Четвёртого.

– Час от часу не легче, – вздохнул я. – А не проще было устроить незаметную встречу, а не дожидаться такой вот оказии, чтобы «неофициально продемонстрировать интерес»? К чему такие ухищрения?