Антон Демченко - Шаг второй. Баланс сил [litres]

– Ну, во-первых… а кто ты, собственно, такой, чем заслужил честь быть представленным государю? – прищурившись, произнёс мой собеседник и, заметив, как вытянулось моё лицо, кивнул. – Именно, Ерофей. Здесь – это награда, и немалая. Получить личную аудиенцию, пусть даже неофициальную… точнее, тем более неофициальную у государя, значит, быть допущенным ко двору, что для обычного человека подразумевает как минимум получение почётной должности в свите. Или даже реальной, но для этого нужно отдельное волеизъявление государя, да и то подобный ход возможен только в том случае, если чин награждаемого равен или ниже жалуемого свитского чина не более чем на две ступени.

– Поня-атно, – проговорил я и встрепенулся. – А во-вторых?

– Во-вторых… – задумчиво протянул князь, но всё же ответил: – Это была демонстрация не для тебя, а для меня. Ярополк Ингварич таким образом явно старается поторопить меня с докладом о тебе. Он вообще очень любопытный человек и, разумеется, ему интересно, что за персонаж появился в моём окружении и, соответственно, в окружении его родственников… замечу, искренне любимых родственников.

– А просто вызвать вас на доклад – нет, не судьба? – изумлённо спросил я. Ну, в самом деле, что за игрища? Зачем такие сложности?

– Не судьба, да, – усмехнувшись, кивнул Старицкий. Чуть помолчал и, махнув рукой, словно что-то для себя решив, договорил: – Видишь ли, Ерофей. Я, как и большая часть моего окружения – сановники прошлого царствования. Мы отставлены от большинства постов и вроде бы не играем особой роли в придворных и политических раскладах. Это так, но лишь до тех пор, пока государю выгодно сохранять мир и благолепие среди своего нынешнего окружения. А вот когда у него появляется желание или необходимость встряхнуть это болото, он обращается к нам, тому самому «старичью», что показательно не лезет в придворные дрязги. Да, у нас нет больших погон и должностей, но осталось влияние, власть в некоторых родах и финансовая мощь, а наши ученики продолжают служить и всегда готовы прислушаться к бывшим наставникам.

– Железная Свора государя, – пробормотал я, повторяя услышанную где-то фразу.

– Именно, – с какой-то даже гордостью кивнул князь. – Покойный Ингварь Святославич называл нашу компанию волкодавами, оттуда и пошло прозвище.

– А вы, значит, их вожак? – уточнил я.

– Скажем так… один из, – произнёс Старицкий. – А теперь представь, какой переполох поднимется, если нынешний государь вдруг, ни с того ни с сего, вызовет меня к себе… или я сам, воспользовавшись правом камергера, напрошусь к нему на аудиенцию.

– Двор залихорадит? – предположил я.

– Ну, не залихорадит, конечно. Для этого нужны куда большие основания, но тряхнёт хорошенько, – улыбнулся князь с видом обожравшегося курятины лиса. – А это, судя по всему, государю пока ни к чему.

– Вот, кстати! Вы же сказали, что отставлены от должностей, и тут же говорите о своём праве камергера!

– Свитские должности, в отличие от любых других, пожизненные, – объяснил Старицкий. – Так что мой ключ вернётся в сокровищницу Рюриковичей только после смерти.

– Ясно всё, – откинувшись на спинку кресла, произнёс я, но тут же спохватился. – Стоп! А почему тогда было не позволить мне свободно отвечать на вопросы доктора? Раз уж это было его поручение от государя?

– Потому, что я не знаю, что он мог спросить и что ты мог ответить. А первое впечатление можно произвести лишь однажды. Так что лучше я сам распишу тебя его величеству в докладе.

– М-да… что ж, пусть так, – кивнул я, мысленно делая зарубку: никогда, вообще никогда, не рваться в этот серпентарий под названием «Государев двор». Если там из такой банальной вещи, как любопытство дядюшки в отношении нового лица в окружении племянников, делают такую интригу… ну его к дьяволу!

Пока я заторможенно размышлял, раскладывая по полочкам вываленную на меня князем информацию, тот успел окружить себя непроницаемым для звука коконом и связаться с кем-то по зеркому. Понаблюдав за Старицким и убедившись, что тот не собирается закруглять свой разговор, я поднялся с кресла и двинулся на кухню. Чай сам себя не заварит, а я почему-то был уверен, что до завершения нашей встречи с князем ещё далеко.

Так оно и оказалось. Пока я возился с сервировкой стола, Старицкий успел закончить свои переговоры и «обрадовал» меня предстоящим визитом ещё одного незнакомца.

– Кстати, заключение о твоём недельном освобождении от учёбы я уже отправил в гимназию, – заметил князь, вдыхая аромат чая, сдобренного смородиновым листом. – И Полина Георгиевна обещала, что в течение дня вышлет тебе на зерком задания для самостоятельной работы. Красивый у вас куратор, Ерофей. Я тебе даже завидую… немного.

– «Немного», это насколько? – улыбнулся я.

– Ровно настолько, чтобы не вызвать ревности Лады, – отразил мою ухмылку Старицкий.

– Виталий Родионович, а можете меня немного просветить, пока есть время до прихода следующего гостя? – после недолгого молчания спросил я, решив сменить тему. Князь, в этот момент пригубивший чай, вопросительно приподнял бровь и, отставив чашку, ободряюще кивнул.

– Что тебя интересует?

– Бояре и дворяне, чем они отличаются? – выпалил я. Ну а что? В конце концов, у кого ещё я могу узнать что-то о фамильных, как не у представителя этой братии? Замечу, единственного более или менее хорошо знакомого мне представителя.

– А… да, интересная тема, – задумчиво протянул князь. – Но довольно простая на самом деле. Бояре – служилое сословие. Когда-то они были исключительно военной кастой, за свою службу награждаемой землёй от щедрот князей. Но после окончательного объединения Руси под властью единого государя их жизненный уклад начал меняться. Бояр становилось больше, а земли, пригодной для жалованья, всё меньше. Тогда было введено новое наследственное право, полностью порушившее лествичную систему и призванное не допустить дробления жалованных наделов до полного ничтожества. Учитывая же, что поместное войско к тому времени уже было сведено в ноль, и на его место пришла регулярная армия, бояре перестали быть исключительно военным сословием. Стране не нужно было такое количество офицеров, на должности которых в основном и претендовали эти господа. Но ведь боярскую обязанность никто не отменял, вот и пришлось им обратить свои взгляды на гражданскую службу. Европейские же титулы появились на Руси несколько позже, триста пятьдесят лет назад, если быть точным… – взор Старицкого вдруг затуманился, словно он вспоминал что-то давнее. – Поначалу-то тогдашний государь, Олег Строитель, хотел самих бояр в баронов перекрестить, да не вышло. И без того раздражённые реформами, жёстко проводимыми государем, они устроили бучу, да такую, что страна несколько лет полыхала, что называется, от края до края. Кое-какие роды в ту пору под корень изведены были… и что интересно, по большей части княжеские, те, что могли на трон претендовать, согласно старому лествичному праву. Ну да речь не о том. Все эти Гостомысловичи, Гедиминовичи, Хельговичи да Булановы с Чингизидами боярство своё отстояли и, пусть с трудом, с большой кровью, но вынудили государя отступиться. Знаешь, когда-то мне было сказано, что Олег решил всё же сделать по-своему и стал жаловать дворянскими титулами новых людей: выслужившихся из низов офицеров, мануфактурщиков-заводчиков и прочих, принёсших пользу государству. Но уже позже я нашёл в государевом архиве соглашение, заключённое между Олегом Вторым и Боярской думой. И из него мне стало ясно, что на разделении титулов настояли всё те же бояре, не желавшие видеть в своих рядах «всяких выскочек». Не вру, в бумаге так и было написано. Фанаберии у тогдашних бояр было хоть отбавляй, и равнять с собой всяких «малоземельцев иностранных» да «людей, что не службой государевой, а корыстолюбивым рвением, невместными для боярской чести занятиями возвысились», они не собирались. Кстати, под невместными занятиями эти иди… честные мужи подразумевали строительство заводов и мануфактур. Представляешь?