Антон Демченко - Шаг второй. Баланс сил [litres]

– Светик, а в нынешней шко… гимназии, ты наши конструкты продавала? – на минуту задумавшись, спросил я.

– Да, – честно призналась та.

– Понятно, – протянул я.

Рогнеда нахмурилась. Хм, кажется, некоторая информация из жизни дочери прошла мимо неё…

– К чему этот вопрос, Ерофей? – мягко поинтересовалась женщина.

Заметив чуть испуганный взгляд Светы, я поймал под столом её руку и, успокаивая подругу, осторожно её сжал.

– Ерунда, просто уточняю кое-что… на будущее, так сказать.

– Ну-ну. – Не верит, точно не верит. Но хоть продолжать расспросы не стала, и то хлеб. Зато я теперь, кажется, понимаю, в чём суть проблемы Светы в гимназии. Снобы, они такие… снобы!

Но с этим мы будем разбираться позже, после каникул. А сейчас у нас и другие дела найдутся. Торт съеден, чай выпит, можно и откланяться. А значит, Светлану в охапку и бегом из этого гостеприимного дома. Да-да, до полуночи верну, Рогнеда Владимировна. Ну, может быть, чуть позже.

И снова ночь, зима и прогулка. На этот раз пешком. Я честно исполнил обещание, данное матери Светы, и вернул её домой всего лишь через четверть часа после полуночи, а потом буквально полетел домой на своей тубе, да так, что только ветер в ушах свистел. Удирал? Нет, мечтал о как можно более скором наступлении следующего дня. Р-романтика, чтоб её! Совсем крышу сорвала.

Этим утром я чувствовал себя намного более адекватным, чем в предыдущие сутки. Нет, была и радость, и даже что-то от состояния счастливого идиота осталось, но мысли всё же пришли в порядок, и творить всякую дичь меня уже не тянуло. К вящей радости двухвостого… и моей собственной. Боюсь, если бы я встретил пожаловавшего в гости Остромирова, будучи в том же состоянии, что и вчера, его мнение обо мне, как о вменяемом молодом человеке, было бы изрядно поколеблено. А так обошлось, и очередной урок волхва Переплутова пути прошёл без эксцессов. Да что там, философия этой школы оказалась настолько мозговыворачивающей, что думать о чём-то другом, работая со Смыслами в её парадигме, было просто опасно. К чему может привести неточность или искажение смысла формируемого воздействия, Остромиров показал наглядно. Перекрученный, дрожащий, как желе, деревянный стол моментально отбил у меня все «лишние» мысли. И вернуть нормальное состояние предмету обстановки, между прочим, удалось не сразу. Причём, что показательно, даже не мне, а Вышате Любомиричу! Переплутов волхв потратил добрых полчаса, прежде чем стол вновь стал столом, и на него вновь можно было водрузить что-нибудь тяжелее салфетки. В общем, демонстрация удалась, что тут скажешь!

– Значит, у нас появилась новая информация о Хабарове… это хорошо, – протянул Пересвет, но тут же вперил в старосту холодный колкий взгляд. – Мне только одно интересно, почему этот вопрос не мог подождать до первого заседания класса в гимназии?

– Почему же… мог, – улыбнулась Ингрид, вот только в её улыбке тепла было не больше, чем во взгляде Пересвета. – Но тогда мы бы стали вторыми. Софийцы, видишь ли, тоже обладают этой информацией. А учитывая, что у нашего нелюдимого одноклассника, оказывается, имеется пассия, которая как раз и учится в Софийской гимназии… дальше объяснять?

– И что это за информация? – поинтересовался один из близнецов Воличей, имена которых в классе давно уже никто не упоминал. А смысл? Если здесь присутствует Волич Мстислав, значит, где-то рядом и его брат Ярослав. Если что-то отчебучил Ярослав, значит, в действе участвовал и Мстислав. В общем, попытка звать их по именам так же бессмысленна, как и попытка отличить одного брата от другого. На это только их родители способны.

– Первое, и самое важное: наш одноклассник не просто изучает ментальное конструирование, он профессионально занимается созданием собственных воздействий… и уже год как минимум торгует ими. Причём серьёзно. В Ведерниковом юрте, откуда он к нам пожаловал, у Ерофея, оказывается, была собственная лавка.

– Он – подмастерье? – собравшиеся в гостиной дома Вермееров гимназисты загудели так, что вопрос Мирославы чуть было не потонул в этом гуле.

– Нет, у него ученический сертификат, – покачав головой, ответил Йоганн, а Ингрид, заметив, как скривились Умила со Снежаной, усмехнулась.

– И договор о работе в лаборатории Хольмского университета.

Вброс удался. Мало кто из присутствующих не понимал, что это значит. Почти гарантированное поступление в университет, работа на кафедре, а если очень повезёт, то и личный куратор на весь период обучения.

– У кого? – выдохнул Пересвет.

– Некто Грац, – ответил Йоганн, отслеживая малейшее изменение мимики одноклассника. И не прогадал.

Сын профессора того самого Хольмского университета, Велимира Лобано-Лобановского изумлённо присвистнул, и, заметив выжидающие взгляды одноклассников, пояснил:

– Профессор Грац, Всеслав Мекленович, доктор философии, до недавнего времени бывший адъюнкт-профессором, то есть заместителем руководителя кафедры естествознания Хольмского университета. Ходят слухи, что недавно он получил собственную лабораторию, по крайней мере, должность заместителя он точно оставил, но в составе кафедры числится до сих пор. Чтоб вы понимали, вопрос выделения отдельной лаборатории находится в ведении даже не учёного совета университета, а решается на уровне Совета попечителей, где председателем сейчас является Его Высочество наследник престола, лично. Кроме того, собственной лабораторией в университете на данный момент располагают лишь четыре академика, входящих в преподавательский состав. Остальные довольствуются лабораториями своих кафедр.

– Однако, – протянула Мирослава. – И наш «сухарик» будет работать в этой самой лаборатории, да?

– Подождите! – внезапно раздался голос Ольги. – Я вспомнила, где слышала фамилию Грац!

– Кроме Хольмского университета? – спросил Йоганн.

– Именно, – с нескрываемым торжеством провозгласила девушка. – Меклен Францевич Грац, судя по имени, отец обсуждаемого нами профессора. Так?

– Верно, – кивнул Пересвет. – Он тоже когда-то работал в университете…

– На кафедре криминалистики, – перебила его Ольга. – А кроме того, был сотрудником Государевой канцелярии, скорее всего, заштатным.

– Ты откуда знаешь?! – в один голос изумились Воличи.

– Видела наградной лист деда, подписанный Его Величеством. Его прислали нам после снятия секретности и окончания срока хранения документа в Большом архиве. В том листе я видела фамилию профессора… и не только. Помимо прочего, в нём было указано, по представлению какого ведомства Меклен Францевич получил свою награду.

– А за что, не написали? – спросила Мирослава.

– Только в общих чертах, – пожала плечами Ольга. – Но это нормально. Лист-то официально-публичный. В таких документах подобной информации не найти. Надо копаться в представлениях от ведомств, а до них не добраться, даже если секретность с самого наградного листа давно снята.