Дмитрий Скирюк - Кукушка [litres]

– Там люк, она заперла его изнутри, мы не можем пробиться, – выдохнул десятник.

– Так лезьте повейху! – вскричал бургомистр.

– Ещё чего! – ответил кто-то из троих. – Да я умру, а по-наружи не полезу! Я солдат, а не какой-нибудь паук, чтоб карабкаться по стенке.

Он плюнул, опустил глаза, увидал ван Боотса, выругался и сгоряча ещё раз наподдал ему ногой, опять свалив на мостовую.

Все стояли и не знали, что предпринять. Бургомистр неотрывно смотрел наверх, нервически сжимая-разжимая пальцы. Привратник трогал разбитую дверь и чесал в затылке. Стражники переглядывались. Звон колокола плыл над городом, тревожный, слегка надтреснутый; на стене и башнях замелькали огни, горожане выскакивали из постелей и полуодетые бежали к площади. Прошло не больше десяти минут, а вокруг уже толпился народ. Всюду мелькали факелы и фонари.

Все спрашивали друг у друга, что случилось, и не получали ответа. Тем временем звон колокола смолк, и в проёме колокольни показалась маленькая белая фигурка с факелом в руке. Толпа внизу отозвалась изумлённым гулом.

– Эй, вы, слушайте меня! – прокричала девушка. Её высокий голос звонко разнёсся в наступившей тишине. – Я пробралась в город, рискуя жизнью, чтобы вас предупредить, а жирные ублюдки в магистрате заявили, что я вру! Так я скажу вам, а вы решите сами, вру я или нет. – Она взмахнула факелом и указала им на север. – Вон там, на рейде, двадцать пять зеландских кораблей! Они пытались пробиться к вам и не смогли. И тогда адмирал решил взорвать дамбы. Слышите? Взорвать дамбы! Вы все потонете, если не будете готовы к этому!

Толпа заволновалась. «Кто это? Кто это?» – спрашивали все друг у друга.

И опять не получали ответа.

– Она безумна! – взобравшись на ступени ратуши, закричал бургомистр. – Кто-нибудь знает эту женщину? Мы в кольце осады, как она могла сюда попасть? Навейняка её мужа убили и она сошла с ума от гойя! Кто-нибудь знает её?

Никто ему не ответил. Горожане переговаривались. Зерги засмеялась.

– Слушайте, слушайте его! – ехидно закричала она. – У него только одна забота – как бы спасти свою задницу! Мне плевать, верите вы мне или нет, но завтра гёзы взорвут ваши долбаные плотины, и те, кто сейчас скалит зубы, нахлебаются воды. Тащите всё своё добро на чердаки, спасайтесь на стенах. И не сидите, как каплуны! У вас уже чума, чего ещё вы ждёте? Пока есть силы держать кирку и лопату – выходите и сносите ваши чёртовы запруды!

– Да заткните ж её! – закричал ван дер Верф. – Она не из Лейдена, значит, это пьоиски испанцев! Моммсен, где ты, чёйт тебя дейи? Сьежь её из своей айкебузы!

– Что за дурость! – рассердился Моммсен, один из двоих ополченцев, что пришли со стражниками. – Я не воюю с бабами и детьми!

– А я говою: стъеляй!

– А я говорю: не буду!

– А мне плевать, – вдруг заявил второй аркебузир, снимая с плеча своё оружие. – Ежели эта девка мутит воду и никто её не знает, кто ж она, как не ведьма или шпанская шлюха?

– Я дам двадцать дукатов, если заставишь её замолчать!

– Как нечего делать. Готовьте ваши дукаты.

Толпа заволновалась, началось коловращение. Кто-то пытался проникнуть к ступеням ратуши и помешать, другие их отталкивали. Двое-трое затеяли вялую драку. С колокольни доносились приглушённые удары – это стражники пытались высадить крышку люка. Люди гомонили. Бенедикт смотрел на девушку снизу, ничего не видя без очков, только мысленно, по памяти, дорисовывая к расплывчатому силуэту на вершине колокольни лицо и фигуру. Белая ткань развевалась на ветру, пламя факела трепетало. Была холодина, а она стояла там в одной рубашке и даже не смотрела вниз. Тем временем восток налился кровавым, небо посветлело. Шпиль колокольни медленно розовел. Зерги расхохоталась, а в следующую секунду сорвала с себя рубашку и швырнула её вниз, оставшись в первозданной наготе. Толпа ахнула, со всех сторон раздались возгласы, крики, свист. Кто-то засмеялся, но тут же умолк. Бургомистр стал красен, как томат. Слов у него уже не было.

– Я Альбина! – крикнула Зерги. – Белая Стрела из Цурбаагена! Кто слыхал, тот знает – я не стала бы мараться, не будь всё это правдой. Послезавтра Лейден уйдёт под воду, хотите вы того или нет. А теперь, вашу мать, думайте, а я сказала всё!

Она раскинула руки и подняла голову, подставляя лицо солнечным лучам.

И в этот миг грохнул выстрел!

Толпа взорвалась криком. Бенедикт скорее угадал, чем увидел, как пуля ударила девушку в грудь, выбив алый фонтанчик. Факел вывалился из её руки и, рассыпая искры, полетел на мостовую.

– Чёрт! – изумлённо выругался стрелок, опуская дымящуюся аркебузу. – Я же хотел её только напугать!

А девушка, которая и так стояла на краю, повалилась вперёд.

Может, напряжение сказалось, может, что-нибудь ещё, только Бенедикт внезапно стал всё видеть чётко, ясно, различая подробности. Колдовство это было или морок, но ему показалось, будто тело Зерги как-то изменилось, стало гибким и тягучим, как живица. Время словно замедлилось, миг падения был долог, бесконечен. Тело колебалось, словно лист, люди так не падают. Тонкие руки раскинулись крыльями, потом будто в самом деле стали ими. Казалось, ещё мгновение – и воздух подхватит её, вознесёт в небеса, словно птицу… да она и была птицей – отчаянная и стремительно-опасная хищница… Бенедикт даже видел её в этом образе, только до сих пор не понимал, что ястреб на дозорной башне и она – одно и то же.

Но чуда не случилось. Только макушку колокольни тронули рассветные лучи: шпиль, шатёр – и всё. Ночная тень накрыла падающую фигурку девушки, послышался глухой удар, и наступила тишина.

Люди прянули назад, образовав широкий полукруг, и только Бенедикт остался на коленях у изломанного тела, глядя на хрупкие, ставшие по-птичьи резкими черты. С неба, словно хлопья снега, тихо опускались перья. Бенедикт только теперь увидел близко её амулет и распознал в нём наконечник арбалетного болта. Чуть ниже, прямо между маленьких грудей, зияла рана: пуля, видимо, прошла навылет. По брусчатке растекалась кровь. Дыханья не было, девушка была мертва. Безнадёжно и окончательно.

Бенедикт поднял голову и беспомощно оглядел горожан. Очки его разбились, все лица расплывались перед глазами, одно было не отличить от другого.

– За что? – прошептал он и закричал: – За что?! За что?! За что?!

И заплакал. Как мальчишка.

Толпа молчала.

– Не к добру это, – наконец сказал каменщик Мартин ван Доорн, отличавшийся обычно крайним недоверием и рассудительностью. – Не к добру. Сдаётся мне, что не врала девчонка… Не врала.

И все вокруг стали кивать.

Десант на дамбу высадился вечером. Мачту варяги сняли для пущей незаметности, устойчивости, и вообще – парусам у них доверия не было. Вёсла обмотали ветошью и замшей, и кнорр бесшумно прокрался вверх по течению. Шёл прилив. Царила темень: новая луна стыдливо спряталась, меняя маску, а заплаканный норд-ост пригнал туман и облака. Дождило. Волны с шумом били в берега. Сама природа сделала всё, чтобы часовые в эту ночь ничего не заметили.