Симона Вилар - Сын ведьмы [litres]

– Беги! – закричал парень.

Огромная стопа уже опускалась, когда Малфрида неожиданно вылетела из-под нее черной вороной, а великан грузно, но проворно кинулся за ней, пытаясь сбить. В запале он повалил выветренные камни-столбы, все покрылось пылью. А еще из-под стопы великана как ни в чем не бывало показался старец-дух. Легко забрался по огромному тале, устроился у него на голове, огляделся. Тале ревел, но явно не имел ничего против примостившегося на себе духа. А дух вдруг указал на Саву – его первого из пришлых заметил.

Сава стоял на самой кромке обрыва. Тале смотрел на чужака, как и раньше, – тупо и злобно. Он был огромный, от него веяло такой мощью иного мира…

Перед смертью надо молиться. И Сава упал на колени, сцепил руки и стал читать отходную. И даже не сразу понял, что случилось. Оказалось, тале не заметил его, пронесся мимо и на мгновение застыл на самой кромке обрыва, потом оступился, начал падать вниз. Словно не веря случившемуся, Сава смотрел, как огромное тело валится по круче, сбивая камни, ударяясь об отроги горы.

Неужели все?..

Сава громко расхохотался. И тут же смех в нем замер, когда словно ледяной удавкой стянуло горло, дыхание перехватило…

Старец-дух камня! Он стоял совсем рядом, его руки удлинились, вцепились в священника, душили его, вытягивали жизнь. Сава задыхался, понимая, что это конец. Еще успел заметить, как лицо старца стало приближаться, рот невероятно широко раскрылся, показались длинные острые зубы…

Мир Савы почти померк, когда он внезапно понял, что свободен. Кашлял и задыхался, упав на колени. Еще ничего не понимая, увидел стоявшего рядом Даа, который говорил своему духу предка, что это его, ослушавшегося заветов племени, надо убить прародителю. Ведь это Даа виноват, что привел сюда чужаков, нарушив покой духа, и не принес ему ничего, что того порадовало бы. И Даа стал опускаться на колени, с ужасом и покорностью глядя, как поворачивается к нему разгневанный дух, как, оставив Саву, протягивает длинные руки к шаману, чтобы забрать у ослушника жизнь.

– Оставь-ка парня, – прозвучал рядом спокойный, но властный голос Добрыни. – Это я велел ему привести нас за шлемом.

Сава, еще не совсем придя в себя, смотрел на Добрыню как на некоего сказочного витязя, ибо он сиял, от него исходил свет. И лишь через мгновение священник понял, что на голове посадника и впрямь сверкает высокий островерхий шлем. А дух, увидев его, вдруг запричитал, завыл, застонал.

– Да не сокрушайся ты так! – почти миролюбиво заметил ему Добрыня. – Ну не сохранил ты чудо это, как было велено. Но ведь и на сильного найдется сильнейший, а тебя к тому же отвлекли. А теперь, если желаешь, иди на меня. Поборемся.

Однако дух, похоже, больше не желал сражаться. Он успокоился, истончился и исчез… Добрыня был готов поклясться, что дух даже с охотой убрался от этой суеты в свой камень, где его снова ждет вечный покой.

Добрыня что-то говорил плачущему Даа, утешал. Потом приблизился к Саве, спрашивал, мол, как он, сможет ли идти? Сава просипел передавленным горлом, дескать, хорошо посаднику такие вопросы задавать, когда он сам вон как облачился и в какой-то норе отсиживался, пока они с этим тале…

– Поверь, святоша, не так-то сладко мне было в той норе, – со вздохом ответил Добрыня. – У вас тут веселуха была, а уж как мне из-под земли было выбираться, когда все содрогалось… В какой-то миг показалось, что навеки меня засосет в себя мать Сыра Земля. Еле выкарабкался. Эй, а Малфрида где?

Ведьма сидела пригорюнившись над тем, что осталось от Жишиги.

– И по кусочку не соберешь ведь… – тихо молвила.

Да, смотреть на то, что осталось от волхва после того, как его раздавила ступня великана тале, было страшно – сплошное размазанное месиво. И теперь Малфрида лишилась не только верного спутника, но и того, кто мог бы стать для нее жертвой в очередной раз. Ну не христиан же ей резать, каких потом никакая живая вода не поднимет. И ведьма даже заплакала… но вдруг замерла, вздрогнула, будто ее стегнули кнутом, и стала озираться по сторонам, прислушиваться.

– За нами кто-то следит.

– Конечно следит, – согласился Добрыня. – Сама же говорила, что, когда ты колдуешь, Кощей тебя может видеть.

– Нет, это там, снизу, от озера. Совсем близко.

Она хотела подойти, но оступилась, потому что земля вновь содрогнулась. Вновь послышались глухие удары и рев.

Великан тале взбирался из долины наверх по горному отрогу. Миг – и над обрывом показалась его голова с оскаленным ртом, мощные плечи.

– А вот и посмотрим, на что этот шлем-зерцало годится! – почти весело воскликнул Добрыня и, перехватив свое копье с острым камнем на конце, шагнул навстречу показавшемуся великану.

Посадник тоже понял, что если что-то и уязвимо у каменного великана, так это только глаза. Потому и целил, и попал мастерски. Однако столь меткое попадание посадника будто и не заинтересовало тале. Ну зачернел немного каменный дикий глаз великана, ну заревел он громогласно, так что уши заложило. Добрыня стоял перед ним в своем сверкающем шлеме, смотрел и, казалось, чего-то выжидал. И дождался: тале, уже почти взобравшись на край утеса, замахнулся на него огромным сжатым кулаком.

Почудилось, что сейчас кулак размозжит в пыль неподвижного Добрыню… Но отсвет сверкающего шлема будто послал навстречу луч, а по сути отбил удар отражением. И сила удара, вместо того чтобы поразить посадника, обрушилась на голову самого великана. Того словно откинуло, и он вновь стал валиться в бездну. Но не свалился, удержался за край. Добрыня же только хохотал, ругался да еще обзывал тупого каменного тале такими словами, что и на торгу в Новгороде постыдились бы такое произносить. Тале ничего не понимал, но дерзость в голосе противника услышал, опять замахнулся – и вновь покатился вниз, получив свой же ответный удар, отраженный от зерцала на шлеме.

– Вот так и забьешь сам себя, чучело каменное!.. – смеялся Добрыня.

И вдруг услышал рядом голос Малфриды:

– Зря надеешься, Добрынюшка. Каменный от камня не пострадает – они одна сила, потому ты до следующей зимы так развлекаться будешь. А теперь посторонись. Дай этому чудищу подобраться поближе и получить от меня гостинец.

Добрыня был озадачен, но отступил. Смотрел на стоявшую на самой кромке обрыва Малфриду, слышал, как каменный вновь карабкается по скалам – легко, будто и не весил невесть сколько. И когда сильная трехпалая лапа тале схватилась за край плато, когда оскаленная чудовищная морда показалась на уровне стоявшей перед ним темноволосой женщины, ведьма просто брызнула ему в морду розоватой живой водой.

Чудище замерло, вращая глазами, складки его каменной морды зашевелились, как ожившие, показалось даже, что в его безумных каменных глазах мелькнуло нечто похожее на удивление. Огромная пасть открылась в попытке издать некий звук.