Глен Кук - Хроники Черного Отряда: Книги Мертвых [сборник litres]

– Бубу?

– Что, и ты тоже?

– Надо же ее как-то называть. Дщерь Ночи – слишком пышно. А Бубу годится, потому что не ранит душу.

– Пора принимать решение.

– Она…

Черные гончие, Кошка Сит, Большеух и множество их соплеменников вновь заголосили. Я прислушался.

– Это уже внутри городских стен.

– И приближается к нам. – Она отложила вязание.

Одноглазый навострил уши.

Дверь вломилась внутрь быстрее, чем я успел повернуть к ней голову.

Ко мне медленно подлетела выбитая доска и шлепнула поперек живота с такой силой, что я плюхнулся на задницу. За доской последовал некто огромный и черный, с пылающими яростью глазами, но уже посреди прыжка утратил ко мне интерес. Опрокидываясь на спину, я все же успел задеть бок форвалаки копьем Одноглазого. Плоть раздалась, в ране блеснули ребра. Я попытался вонзить наконечник в брюхо зверя, но из такого положения не сумел нанести достаточно сильный удар. Зверь завизжал, но не смог развернуться на лету.

Жгучая боль разорвала мое левое плечо, всего в трех дюймах от шеи. Но форвалака была тут ни при чем. Это дражайшая женушка разрядила бамбуковую трубку как раз в тот момент, когда я находился между нею и целью.

Впрочем, в шаре оставалось еще достаточно огня, и он, изменив направление, отсек пантере хвост в двух дюймах от туловища.

Монстр непрерывно визжал. Форвалака на лету извернулась и приняла позу, которую в геральдике называют «лев, стоящий на задних лапах».

И обрушилась на Одноглазого.

Старик не делал явных попыток защититься. Его кресло опрокинулось и разлетелось в щепки. Одноглазый заскользил по грязному полу. Форвалака врезалась в Готу, опрокинув стол вместе с телом. Госпожа выпустила еще один огненный шар и промахнулась. Я с трудом встал на четвереньки и приподнял копье, нацелив его на пантеру, которая опускалась на четвереньки, пытаясь одновременно развернуться. Прыгнув, она врезалась в стену напротив входа. Я подобрал под себя ноги и с трудом встал.

Госпожа снова промахнулась.

– Нет! – завопил я.

Ноги подкосились, и я едва не упал ничком. Я пытался делать три дела одновременно и не смог, естественно, завершить ни одного. Хотелось добраться до Одноглазого, взять копье на изготовку и убраться подальше из этого дома.

На сей раз Госпожа не промазала. Но этот шар оказался крошечным, почти безвредным. Он ударил форвалаку точно между глаз. И срикошетил, сорвав пару квадратных дюймов шкуры и обнажив кусочек черепа.

Форвалака вновь завизжала. И тут взорвался перегонный куб Одноглазого. Чего я ожидал с того момента, когда выпущенный Госпожой огненный шар прошел сквозь стену.

Могаба понял, что его ждут неприятности, уже через несколько секунд после того, как вышел из своих аскетичных покоев. Когда он шагал по коридорам, придворные жались к стенам, уступая ему дорогу. И все без исключения испуганными тараканами разбегались прочь от зала Тайного совета. Они наверняка слышали то, что еще не дошло до ушей Могабы. И не сомневались, что слухи вызовут недовольство Протектора, а значит, очень скоро она начнет срывать злость на других. Придворные стремились убраться подальше от нее, пока не грянул гром.

– Гордыня… – сказал Могаба обычным тоном молодому серому порученцу, который пытался прошмыгнуть мимо него. – Вот что привело меня в эту западню. Гордыня…

– Да, о великий. – Лицо юного шадарита резко побледнело. У него еще не выросла борода, чтобы прятать за ней мимику. – То есть нет, о великий. Прости…

Могаба пошел дальше, не обращая внимания на новобранца. Подобное случалось всякий раз, когда он ходил по дворцу. Главнокомандующий заговаривал почти со всеми. Те, кто наблюдал за развитием этой привычки, догадались, что он беседует сам с собой и не ждет ответа. Могаба вел бесконечный спор со своими грехами и призраками – если только не извергал пословицы и афоризмы, смысл которых по большей части был очевидным, но иногда смутным и загадочным. Ему особенно нравилось выражение: «Удача улыбается, а потом предает». Он просто не мог примириться с мыслью о том, что в большинстве своих ошибок виноват сам. И до сих пор с трудом отделял то, что должно быть, от того, что есть на самом деле. Впрочем, дураком его назвать было нельзя. Он знал, какие у него проблемы.

И тем не менее Могаба не сомневался, что он гораздо ближе к реальности, чем его повелительница.

Душелов, со своей стороны, придерживалась мнения, что она кошка, которая гуляет сама по себе, и не желала связывать себя брачными узами с какой-либо конкретной реальностью. Она верила, что может сотворить собственную реальность, овеществив свои фантазии.

Большинство этих фантазий были сразу отброшены как совершенно безумные. Однако некоторые надолго пережили жаркий миг своего зачатия.

Могаба услышал, как впереди спорят вороны. Нынче птицы заполонили весь дворец. Душелов их обожала и никому не позволяла прогонять или обижать. В последнее время ее симпатию получили и летучие мыши.

Когда вороны заголосили, немногочисленные слуги, еще остававшиеся в коридорах, прибавили прыти. Недовольство ворон означает плохие новости. Плохие новости гарантированно означают гнев Протектора. А на ком срывать гнев, Протектору без разницы. Кто-нибудь обязательно подвернется под руку.

Могаба вошел в зал Тайного совета и застыл в ожидании. Душелов заговорит с ним, когда будет готова. В палате уже находились Гхопал Сингх, командир серых, и Аридата Сингх, начальник городских батальонов. Они не были родственниками, Сингх – самая распространенная фамилия в Таглиосе. Конечно же, этих двоих Душелов вновь распекала за неспособность искоренить крамолу – перед тем как подоспели плохие новости.

Могаба обменялся взглядами с обоими. Так же, как и себя, он считал их хорошими людьми, оказавшимися в безвыходной ситуации. У Гхопала был особый дар обеспечивать выполнение законов. Аридата был столь же талантлив в соблюдении порядка, не озлобляя при этом населения. Оба ухитрялись справляться со своими обязанностями под властью Душелов, которая обожала хаос и деспотизм и мучила каждого охотно и истово, подчиняясь диктату своих прихотей.

Душелов появилась словно ниоткуда. То был талант, которым она ошеломляла «низших существ». Человек попроще вполне мог онеметь, увидев ее. У этой женщины было изумительное тело, и одежда из облегающей черной кожи скорее подчеркивала его очертания, чем скрывала. Природа одарила Душелов отменным исходным материалом, а тщеславие веками побуждало совершенствовать эту красоту, прибегая к косметической магии.