Глен Кук - Хроники Черного Отряда: Книги Мертвых [сборник litres]

– Как Госпожа?

– Она в другой постели. И в гораздо лучшем состоянии, чем ты, – сообщил Мурген.

– А как же иначе? Я ведь не стрелял в нее. Ну что молчишь? Язык проглотил?

– Она спит.

– А Одноглазый?

– Одноглазый не выжил, Костоправ, – еле слышно проговорил Тобо.

– Что с тобой? – спросил Мурген после паузы.

– Он был последним.

– Последним? Что значит – последним?

– Последним из тех, кто был в Отряде, когда я в него вступил. – Вот теперь я стал настоящим стариком. – Что с его копьем? Оно мне понадобится, чтобы покончить со всем этим.

– Какое копье? – не понял Мурген.

Тобо сообразил, о чем я спрашиваю.

– Оно у меня дома.

– Огонь его не повредил?

– Самую малость. А что?

– А то, что я собираюсь убить эту тварь. Нам давно следовало это сделать. Глаз не своди с копья, понял? А сейчас я хочу еще немного поспать.

Мне надо уйти туда, где хотя бы чуточку времени не будет боли. Да, я знал, что Одноглазый когда-нибудь нас покинет. И думал, что готов к этому. Но ошибся.

Его кончина – это гораздо больше, чем смерть старого друга. Она обозначила конец эпохи.

Тобо сказал что-то о копье, но я не разобрал слов. И мрак навалился быстрее, чем я догадался спросить, что стало с форвалакой. Если Госпожа поймала или убила ее, то я напрягался напрасно… Но я сомневался, что с оборотнем можно покончить настолько легко.

Мне снились сны. Я вспомнил всех, кто ушел до меня. Вспомнил страны и годы. Страны холодные, жаркие, зловещие, а годы всегда были напряженными, разбухшими от бед, боли и страха. Кто-то умирал. Кто-то выживал. Если задуматься, то все это не имело смысла. Солдаты живут. И гадают – ради чего?

О, моя солдатская жизнь! Сколько приключений и славы!

На выздоровление ушло гораздо больше времени, чем в тот раз под Дежагором, когда я едва не погиб. И это притом, что Тобо помог мне лучшими целительными чарами, перенятыми у Одноглазого, и уговорил своих скрытных дружков тоже мне посодействовать. Говорят, некоторые из них способны вернуть к жизни даже покойника. А я и ощущал себя покойником, окаменелостью, словно не попользовался благами магического оцепенения. Теперь это меня сильно смущает. Я больше не могу определить свой возраст. По моим лучшим оценкам, мне сейчас пятьдесят шесть плюс-минус год-другой, да еще то время, что я провел под землей. А пятьдесят шесть лет, братишка, – это чертовски долгий забег, особенно для человека моей профессии. И мне следует ценить каждую оставшуюся секунду, даже самую жалкую и полную боли.

Солдаты живут. И гадают – ради чего?

Прошло два месяца. Я ощущал себя постаревшим на десять лет, но все же встал с одра и начал ходить – примерно как зомби. Меня и в самом деле поджарила едва ли не до хрустящей корочки струя почти чистого спирта, вырвавшаяся из дыры, проделанной огненным шаром Госпожи. Все вновь и вновь называют меня любимцем богов, потому что с такими ожогами люди не выживают. Не окажись я в удачном положении, когда форвалака находилась именно там, куда ударила пылающая струя, и от меня осталась бы кучка костей.

Я не до конца убежден, что подобное не стало бы лучшим исходом.

Неотвязные боли не способствуют росту оптимизма или улучшению настроения. Я теперь даже слегка сочувствую покойной матушке Готе.

Я ухитрился улыбнуться, когда Госпожа принялась натирать меня целительной мазью.

– Даже в плохом можно отыскать нечто хорошее, – сказала она.

– О да. Святая правда.

– Вот и думай об этом. Может, ты еще не настолько стар, как тебе кажется.

– Это ты во всем виновата.

– Дрему беспокоит твое желание отомстить за Одноглазого.

– Знаю.

Этого она могла и не говорить. Мне приходилось терпеть таких, как я, в бытность мою Капитаном.

– Может, лучше об этом забыть?

– Это должно быть сделано. И это будет сделано. И Дрема должна это понимать.

Дрема – сама деловитость. И ее мир не очень-то потакает душевным прихотям.

Она думает, что я хочу воспользоваться смертью Одноглазого лишь как поводом для путешествия к Хатоварским Вратам. Сей вывод основан на том, что десять лет я пробивался сквозь ад, пытаясь добраться до этого места.

Ее трудно одурачить. Но она тоже способна зациклиться на одной идее и исключить все прочие варианты.

– Она не хочет, чтобы у нас появились новые враги.

– Новые? Да у нас их вообще нет. Уж здесь точно. Пусть нас не очень-то и любят, но все целуют нам задницы. Они же до смерти боятся Черного Отряда. И страх только растет, когда к свите Тобо присоединяется очередная Белая женщина, Синий человек, вихтляйн или еще какой-нибудь фольклорный персонаж.

– Так все дело в этом? Я вчера видела в стае черных гончих какое-то чудище, которое Тобо называет «вовси». – Моя красавица способна ясно видеть этих призраков даже здесь. – Величиной с бегемота, а на вид – жук с головой ящерицы. Ящерицы с большими зубами. Цитирую Лебедя: «Выглядит так, будто сверзился с дерева и пересчитал все ветки до единой».

Похоже, Плетеный Лебедь создает себе новый образ – вредного, но колоритного старикашки.

Надо же кому-то занять место Одноглазого. Хотя я и сам подумывал о том, чтобы унаследовать его знаменитую трость.

– Что нам известно о форвалаке? – спросил я.

Я еще не выяснял подробностей. Проклятая тварь сбежала – и это все, что мне нужно знать, пока не буду готов всерьез задуматься о том, как закончить эту историю.

– Хвост она оставила здесь. Получила несколько ожогов и глубоких ран, а последним огненным шаром я ее частично ослепила. Тобо наделал фетишей, использовав потерянные ею зубы и клочки мяса, вырванные черными гончими, когда она убегала к Вратам.

– Но все же она смогла вернуться в Хатовар.

– Смогла.

– В таком случае убить ее будет так же трудно, как и Ревуна.

– Уже нет. Тобо обзавелся кое-какими средствами.

– С твоей помощью?

– У моего зла древние корни. Или забыл? Разве не ты писал несколько раз нечто подобное?

– Писал – чаще после того, как узнал тебя… Уй! Ну ладно… До тех пор, пока ты оставалась плохой девочкой, вот такой, как сейчас… – Я не припоминаю, что писал именно эти слова, но что-то подобное было много лет назад. И ведь я нисколько не преувеличивал. – Пойду за ней.

– Знаю. – Госпожа не стала возражать.

Со мной не спорят, надо мной посмеиваются. Хотят, чтобы я сидел и не отсвечивал. Дрема ведет деликатные переговоры с Шеренгой Девяти. Судьи Времени и монахи из Хань-Фи уже на нашей стороне. А генералов Шеренги все никак не убедить, что они поступят мудро, дав нам то, чего мы хотим, – ведь Отряд уже разросся до такой численности, что стал серьезной обузой для экономики Хсиена. И будет представлять угрозу, если идея завоевания пустит корни. Лично я не вижу здесь ни одного полководца или даже союза полководцев, которые продержатся против нас дольше, чем клочок дыма – против ветра, если мы вдруг сделаемся агрессивны. И большинству военачальников это тоже ясно.