Глен Кук - Хроники Черного Отряда: Книги Мертвых [сборник litres]

Они все еще страстно мечтают заполучить Маричу Мантару Думракшу, он же Хозяин Теней по прозвищу Длиннотень. Их стремление отомстить – это подлинное всенародное наваждение. Они не распространяются о том зле, которое Длиннотень обрушил на их предков, но у нас имеются источники информации в Хань-Фи. Жестокость Длиннотени была столь же изощренной, как и у Душелов, но куда более ужасной для его жертв. Желание увидеть этого колдуна перед трибуналом сплачивает генералов, гражданские и дворянские суды и даже некоторых носителей духовных традиций Хсиена. Марича Мантара Думракша должен быть наказан – вот единственное, с чем согласны все без исключения. И ни малейшего намека на то, что какая-то одна сторона намерена прибрать к рукам Длиннотень ради усиления собственной власти.

Поэтому Дрема и не желала, чтобы нетерпеливый, грубый, но все еще влиятельный бывший Капитан путался у нее под ногами и ехидничал насчет ее попыток добиться последней уступки от Шеренги Девяти. Она была уверена, что наше многолетнее хорошее поведение склонит чашу весов. А если нет… что ж, она из тех, у кого всегда припасен план «Б». Более того, она принадлежит к той замечательной породе злодеев, чей план «Б» зачастую оказывается всего лишь дымовой завесой для плана «А». Наша малютка Дрема еще та хитрюга.

В стране Неизвестных Теней нет серьезных чародеев. Фраза «Все зло умирает там бесконечной смертью» означает, что после бегства Хозяев Теней всех более или менее талантливых магов здесь просто-напросто казнили. Но колдовские знания в Хсиене имеются и оберегаются. Есть несколько огромных монастырей – Хань-Фи среди них самый большой, – которые как раз для этого и предназначены. Монахи не делят знания на хорошие или плохие и не выносят моральных суждений. Они придерживаются установки, что никакое знание не является злом до тех пор, пока кто-либо не решит творить зло с его помощью.

Хотя меч задуман и создан именно для того, чтобы калечить человеческое тело, он по сути своей безвредный кусок металла – пока кто-нибудь не решит нанести им удар.

Разумеется, существует тысяча софизмов, придуманных теми, кто отрицает право индивидуума на выбор. Что, по божественным меркам, является дерзкой самонадеянностью.

Вот что случается, когда стареешь. Начинаешь думать. И что еще хуже, начинаешь всем рассказывать, до чего додумался.

Дрема нервничала, опасаясь, что я выскажу свое дурацкое мнение кому-нибудь из Девяти, после чего оскорбленная сторона отбросит все доводы разума и собственные интересы и навсегда откажет нам в знании, необходимом для починки Врат, ведущих в наш родной мир. Она преувеличивает мою способность возбуждать недружественные чувства.

Пока к нам не заявилась пантера-оборотень, я мог совершить такую глупость – разоткровенничаться с кем-нибудь из Шеренги. Среди этих генералов есть одиознейшие личности: дай такому абсолютную власть – и вряд ли он окажется правителем более просвещенным, чем всеми ненавидимые Хозяева Теней.

Люди – существа загадочные. А Дети Смерти – загадочнее всех.

Я никого не огорчу. Буду смиренно поддерживать любую политику Дремы. Мне хочется покинуть страну Неизвестных Теней. Надо завершить кое-какие дела, прежде чем я передам кому-то эти Анналы в последний раз. Свести счеты с Лизой Бовок – лишь одно из этих дел. Есть еще главнокомандующий Могаба, самый гнусный предатель из тех, кто когда-либо пятнал историю Отряда. Есть Нарайян Сингх. Для Госпожи – Нарайян и Душелов. Для нас обоих – наше дитя. Наше злобное, коварное дитя.

– Мы можем предложить Шеренге Девяти что-нибудь, кроме выдачи Длиннотени? – спросил я. – Подмазать их, чтобы объединились с Хань-Фи и Судьями Времени?

– Не могу такое представить, – пожала плечами моя благоверная и загадочно улыбнулась. – Но может, это и не имеет значения.

Я не уделил достаточного внимания ее словам. Иногда я не замечаю новые сущности. Нынче моим Отрядом командуют хитроумные дети и коварные старухи, а не прямолинейные ветераны вроде меня и моих современников.

Едва окрепнув, я попросил дядюшку Доя возобновить со мной тренировки, которые я забросил много лет назад.

– А почему ты заинтересовался этим сейчас? – спросил он.

Иногда кажется, что дядюшка относится ко мне подозрительнее, чем я к нему.

– Потому что у меня есть время. И необходимость. Я слабый, как щенок. Хочу вернуть прежнюю силу.

– Ты избегал меня, когда я сам тебе это предлагал.

– Тогда у меня не было времени. А ты тогда был куда несносней, чем сейчас.

– Ха! Ты так добр ко мне, Каменный Солдат. – Старый хрыч знал, как меня позлить. – Тебе повезло, – ухмыльнулся он, – несколько твоих сверстников уже обращались недавно ко мне с просьбой о тренировках и тоже мотивировали это предстоящими нам трудностями.

– Хорошо. – Известно ли ему нечто такое, чего не знаю я? Наверняка известно, и немало. – Когда и где?

Его ухмылка стала зловещей и обнажила гнилые зубы. Это зрелище заставило меня задуматься, нашла ли Дрема кого-нибудь на должность зубоврачевателя, ставшую вакантной после кончины Одноглазого. Старый дурак не утруждал себя подготовкой учеников.

«Когда» оказалось на рассвете, а «где» – на немощеной улице возле домика, который Дой делил с Тай Дэем, дядей Тобо, и несколькими местными офицерами-холостяками. Моими товарищами по несчастью оказались Плетеный Лебедь, братья Лофтус и Клетус, наши инженеры и архитекторы, и правящие князь и княжна Таглиоса в изгнании – Прабриндра Дра и его сестра Радиша Дра. Это не имена, а титулы. Даже по прошествии десятков лет я так и не узнал их настоящих имен. А эта парочка не собирается их раскрывать.

– Где твой приятель Нож? – спросил я Лебедя.

Некоторое время Нож пробыл военным представителем Дремы в Шеренге Девяти, но я слышал, что его отозвали после смерти Одноглазого. Однако мне на глаза он не попадался.

– Старина Нож слишком занят, чтобы отвлекаться на пустяки.

Лофтус и Клетус проворчали что-то под нос, но пояснять не стали. В последнее время я и их редко видел. Я полагал, что они пропадают на строительстве города. Суврин, подошедший как раз вовремя, чтобы услышать их бормотание, энергично закивал:

– Она точно решила загнать нас до смерти.

Насчет Суврина я не был уверен. Очень легко представить, как он расхаживает, бесконечно твердя про себя мантру: «Я стану хорошим солдатом, в лепешку расшибусь, а стану».

– Что ж, старина Нож никогда не был по-настоящему целеустремленным, – добавил Лебедь. – Кроме тех случаев, когда ему поручали резать жрецов. – Похоже, он знал, о чем говорит, хотя смысл его слов не был для меня очевидным.