Глен Кук - Хроники Черного Отряда: Книги Мертвых [сборник litres]

– Что нам известно об этой крепости?

Вперед выступил Нож. Решил выручить остальных – гнев Дремы был ему не столь страшен. Некоторые считали, что Капитан все еще малость побаивается Ножа. А на самом деле Дрема лишь не до конца ему доверяла, хотя в Отряде он пробыл дольше, чем она. Подобно Лебедю и Сари, он не был полноправным братом, не давал присяги. Но он всегда действовал в интересах Отряда.

– Ее основал прежний Капитан, – ответил Нож. – Когда-то это была военно-курьерская станция. Ее обнесли стенами, чтобы местные не крали лошадей. Позже, в ходе Кьяулунских войн, Душелов расширила крепость и увеличила гарнизон – на тот случай, если враги двинутся на север этим путем. Можно предположить, что сразу по окончании войны она забыла про этот опорный пункт точно так же, как и про другие. Думаю, в гарнизоне сто пятьдесят – двести солдат. Плюс приживалы.

– Изрядное войско для этих мест.

– Так и территория большая. И половина гарнизонов на ней уже ликвидирована.

– Что скажешь о фортификационных сооружениях?

– Я внутри никогда не был. Но слышал, что крепость надежна только против конокрадов. Наверняка есть каменная стена, потому что камень здесь самый доступный материал. Еще там копали ров, но так и не закончили. Разве вы не этой дорогой бежали на юг? И ты ее не видела?

– Мы двигались западнее, по старому торговому тракту. Избегали курьерских путей.

– Можно послать конницу – пусть окружит крепость, пока девушка еще там.

– Наверное, мы уже опоздали, они отправили гонца за подмогой, – задумчиво сказала Дрема.

– Пожалуй, больше нет смысла прятаться, – заметил Нож. – Душелов уже наверняка подняла по тревоге всю империю.

Дрема хмыкнула. Потом послала за кавалерийскими офицерами. Отдав им распоряжения, навестила Ранмаста и Икбала. Эти двое уже двадцать лет были близкими друзьями.

– Что говорит лекарь? – спросила она Сурувайю, жену Икбала.

– Оба поправятся. Ведь они шадариты. Сильные мужчины. И хорошо сражались. Боги о них позаботятся.

Дрема взглянула на Сари, которая помогала перевязывать раненых. Та кивнула. Значит, слова Сурувайи – не только ее благое пожелание.

– Я тоже помяну их в молитвах.

Дрема ободряюще сжала плечо Сурувайи и подумала, что таких безупречных женщин просто не бывает. Во всяком случае, в том смысле, в каком мужчины представляют жен. Но она тоже была шадариткой, а ее религия четко распределяла роли для всех членов семьи.

Дрема задержалась, чтобы поговорить и с детьми Икбала. Они держались стойко. Как им и полагалось, потому что и они остались добропорядочными шадаритами, даром что им довелось побывать в диковинных местах и познакомиться с самыми чудными обычаями.

Встречаясь с детьми Икбала, Дрема слегка жалела о том, что позабыла о своей женской роли. Но это сожаление всегда было мимолетным.

– Нож, передай остальным: вся армия еще до заката должна быть у крепости. Не сомневаюсь, что гарнизон сдастся, как только увидит, сколько нас.

– Ты сама знаешь, что уже давно пора сделать привал, – ответил Нож. – Животным нужно попастись и отдохнуть. Наши обозы растянулись до самого Чарандапраша.

Люди получали ранения, заболевали или просто не могли выдержать быстрый темп. Это раздражало Дрему, но такова уж проза жизни. Ее армия уменьшилась почти на тысячу человек. И сократится еще больше, если гнать ее без передышки.

– Самых слабых можно оставить здесь, это будет гарнизон нашего лагеря.

Тактика такая же древняя, как и сам Отряд. Дрема ни за что не призналась бы, что и сама валится с ног от усталости. И даже не представляла себе, когда ей удастся отдохнуть.

По-твоему, большой был смысл тащить сюда мою усталую задницу? – спросил я Госпожу.

В утреннем сумраке едва различались очертания склона, ведущего к Вратам. От того места, где мы провели ночь, нас отделяло немало миль. Эта часть путешествия была из тех, когда целый день стараешься не смотреть вперед, – всякий раз кажется, что не прошел и десяти футов. Далеко слева от нас в туманной дымке укрылись Новый город и нижняя половина разрушенной Вершины. С этими местами нас связывало немало неприятных воспоминаний.

– О чем ты? – Моя благоверная с утра была такой же усталой и раздражительной, как и я.

А косточки у нее куда постарше моих.

– Ну, ведь нас не убили ночью. А это значит, что Врата еще не рухнули. И старина Длиннотень пока держится.

– Верно.

– Так разве это не означает, что у Тобо все под контролем? Тогда зачем мы из кожи лезли, чтобы поскорее сюда добраться?

Госпожа ухмыльнулась. Отвечать не было нужды. Мы пересечем долину, потому что я хочу все увидеть своими глазами. И отобразить это в Анналах. Правильно отобразить. По пути на юг она раз пятьдесят надо мной подшучивала, потому что я все изобретал способ писать, сидя в седле. А ведь Анналы бы только выиграли, если бы я научился вести их на ходу.

– А ты стареешь, – прощебетала она.

– Что?

– Навязчивая мысль о том, сколь многое тебе еще нужно сделать за оставшееся время, – признак старости.

Я хмыкнул, но спорить не стал. Мне были знакомы такие мысли. Равно как и бессонница, когда я лежал и прислушивался к биению сердца, пытаясь понять, все ли с ним в порядке.

А вы думаете, что человек моей профессии заключает со смертью мирный договор еще в молодости?

Мы встретили нескольких местных, пересекая долину, часть которой теперь превратилась в ухоженные поля и пастбища. С нами ни разу дружески не поздоровались. Мы не увидели ни единой приветливой улыбки. Да, никто дерзко не замахивался, но я без труда ощущал неприязнь истерзанного народа. В этих краях уже много лет не было серьезных сражений, но все взрослое население – это те, кто выжил в суровые времена, как уроженцы здешних мест, так и пришлые, избежавшие в других краях еще больших ужасов и поселившиеся на опустошенных землях. И никто не хотел, чтобы зло вернулось.

Эта территория сильно пострадала во времена правления Длиннотени. Продолжала она страдать и после его свержения. Кьяулунские войны отняли у нее почти все, что не успели отнять войны против Хозяев Теней. А теперь вернулся Черный Отряд. С плато Блистающих Камней, из логова дьяволов. И все были уверены, что снова наступила пора бедствий.

– Не могу сказать, что осуждаю их, – сказал я Госпоже.

– Что?

Я объяснил.

– А-а… – безразлично протянула она.

Некоторые убеждения никогда не меняются. Госпожа была могущественной правительницей намного дольше, чем прожила жалкой блошкой в подбрюшье мира. И сочувствие – вовсе не то качество, которое привлекает меня в ней.