Вик Джеймс - Сияющие руины [litres]

И только сейчас Люк вспомнил, что в тот момент он свято верил: король был там, за порогом Последней двери.

Он действительно там был? И если так, то почему именно там?

Их обдувал приятный солоноватый бриз, пейзаж Сильюна радовал глаз. Люк потянул его, заставляя подняться.

– Мне нужно кое-что тебе рассказать. Важное, – произнес он. – И нам обязательно нужно попасть на Эйлеан-Дхочайс.

– Кому пришла в голову идея внедрить вашего мужа в круг Мидсаммер? – едва закрыв дверь кабинета, требовательно спросил Джон Файерс. – Единственное, что ему удалось сделать, – поймать одну беглянку, которая тут же от него сбежала, да еще и прихватила с собой свою подружку. Не говоря уже о том, что он серьезно ограничивает мою активность. Пока Гавар находится рядом с Мидсаммер, она будет держать меня на расстоянии, чтобы, как она думает, не засветить меня как своего шпиона в вашем офисе.

Глаза Джона пылали гневом, но Боуда не позволила ни этому гневу, ни их по-детски чистой голубизне отвлечь ее.

– Сядь, – сказала она, указывая на кресло, стоявшее с другой стороны ее стола. – Я сказала, сядь. Я знаю, что вызвало твой гнев, – ревность. Она неуместна и бессмысленна. Гавар объяснил, что инсценированный побег был необходим, чтобы завоевать доверие Мидсаммер. Меня такой поворот дела не обрадовал, но в этом есть резон. Мы отдаем им одного заключенного, а потом Гавар сдаст нам их всех. Он ограничивает твою активность? Не смеши меня! В любом случае ты не можешь проводить много времени с этими мятежниками. Мидсаммер не дура. Она сразу догадается, что я не стала бы терпеть твое долгое отсутствие в офисе без личной заинтересованности, и быстро придет к выводу, что ты предатель. Но, что более важно, у вас с Гаваром разные роли. Его работа – доставлять нам информацию из их лагеря, а твоя – сливать им дезу. Ты сыграешь свою роль на финальном этапе нашей игры.

По виду Джона нельзя было сказать, что слова Боуды его успокоили.

– И вы думаете, что Гавар способен долго притворяться их сторонником? – не унимался Джон. – Он не способен вести тонкую игру. Этот человек застрелил свою любовницу только потому, что был недостаточно красноречив и не смог убедить ее не бросать его. Он тупой баран и к тому же опасный.

– Как ты смеешь так говорить о моем муже?! – Боуда в раздражении вскочила на ноги. – Он наследник канцлера! Ты должен выказывать ему уважение.

– Может быть, он ваш муж, но разве после свадьбы он выполняет свои супружеские обязанности? В трезвом виде Гавар не способен увидеть разницу между вами и случайными подружками из простолюдинок.

Раздался резкий звук, будто кто-то хлопнул в ладоши, и Файерс отшатнулся, прижав ладонь к лицу. Меж пальцами сочилась кровь. Боже, что произошло?!

Медленно Джон отнял от лица ладонь, и Боуда увидела осколок стекла, торчавший у него под глазом. Рубашка на груди у Джона сделалась мокрой и красной от крови.

Стакан с водой, который мгновение назад еще стоял на ее столе, осколками рассыпался по полу – удар гнева Боуды.

Боуда разминала пальцы. Она отлично знала, что́ сделала – взорвала воду.

Она не собиралась причинять Файерсу боль, но реакция ее Дара была спонтанной и честной. Почему мужчины чувствуют себя вправе постоянно подвергать сомнению ее взгляды и мнения? Даже этот, чей ум и тело ее привлекали, хотя отсутствие Дара все время напоминало, что нужно держать дистанцию.

Что ж, пусть это послужит ему уроком. Аргумент один – она ценит его советы и мнения, но неповиновение и неуважение не потерпит.

– Дай взглянуть, – сказала Боуда, отталкивая его руку и осматривая рану. Несколько осколков впились в ткань пиджака, не достав до тела, но тонкий и острый, как игла, торчал рядом с ключицей. Боуда захватила его длинными ногтями и вытащила, Файерс зашипел сквозь зубы, сдерживая стон.

Ей нужно было увидеть рану, поэтому она сняла с него галстук и расстегнула ворот рубашки. Боуда обратила внимание, как участилось его дыхание. Джон наклонил голову вперед, касаясь губами ее лба.

– Ты… – выдохнул он, когда она коснулась пальцами пореза, почувствовав, как кожа под ними нагревается. Его выдох был длинным и чувственным, его пальцы гладили ее затылок. Он находил это возбуждающим.

Боуда тоже.

Она подняла голову – губами к его губам.

– Проси прощения, – потребовала Боуда, – за неподчинение мне.

– Извините, наследница Боуда.

Когда их губы встретились, горячие и жадные, Боуде не казалось абсурдным то, что она испытывает влечение к простолюдину. Почти идеальное равновесие. Так должно быть между Равными и простолюдинами. Люди могут быть дерзкими и непокорными, но им легко показать их место, и они еще больше будут любить своих хозяев и восхищаться ими.

Боуда отстранилась, чтобы посмотреть, насколько глубока рана Джона на щеке. Серьезный порез, стекло едва не попало в глаз. Хорошо, что стакан был из тонкого немецкого стекла. Осколок глубоко вошел в рану. Ногтями она выдернула его, остался элегантный порез длиной около двух дюймов.

Боуда облизнула палец и вытерла кровь, наблюдая за тем, как рана затягивается. Исцеление не было ее талантом, но каждый ребенок Равных знал, как мгновенно закрыть порез или ссадину, чтобы не осталось шрама.

Когда она убрала руку с лица Джона, на щеке все еще виднелась едва заметная красная линия – там она останется навсегда. Вот и отлично, будет помнить, кто его поранил и кто исцелил.

Так и страна будет ей подчиняться, едва только она возьмет ее в свои руки.

– Джон, – начала Боуда, поглаживая пальцем оставленный на его лице след, – позволь мне объяснить, почему не имеет особого значения, сможет ли Гавар «притвориться их сторонником и вести тонкую игру», как ты говоришь. Я предложила свекру отправить Гавара в лагерь Мидсаммер. Если ему удастся выполнить свою миссию, то мы поймаем ее в ловушку и сможем положить конец мятежу простолюдинов, который расползается по стране как раковая опухоль. Если Гавар потерпит неудачу, то он наконец потеряет доверие отца. В любом случае один из моих соперников будет уничтожен.

И тогда у Боуды останется только один противник.

Была причина, по которой Боуда предложила, чтобы именно Уиттем поручил Гавару вступить в контакт с Мидсаммер. И чтобы именно леди Талия изолировала ребенка Гавара, пока она сама сидела на диване, покорно съежившись и позволяя Уиттему гладить ее, как домашнее животное, и делать гнусные инсинуации о преемственности Кайнестона.

Мидсаммер, Гавар… и Уиттем. Если бы эта троица каким-то образом уничтожила друг друга. Осталась бы только она – Боуда.

Файерс смотрел на нее, словно загипнотизированный. Она вспомнила тот вечер, когда они впервые встретились в Грендельшаме. Как элегантно он вмешался, когда Уиттем вульгарно лапал ее. Как откровенно на ветру среди скал высказал свои взгляды. Несмотря на все его недостатки – и в первую очередь собственнические инстинкты, присущие всем мужчинам, – Джон хотел того же, что и она, и готов был рисковать для достижения своей цели.