Ребекка Росс - Восстание королевы [litres]

Я подняла учебный меч, повторяя ее стойку. Почувствовала деревянную рукоять в своих вспотевших ладонях и боль, пульсировавшую в спине. А затем Изольт неожиданно бросилась на меня. Ее учебный меч из деревянного стал стальным, алчущим моей крови. Я отшатнулась, живот свело от страха. Оступившись, я услышала раздраженный мужской голос:

– Левый хват, Тристан. Не ближний левый.

Я больше не стояла на закрытом дворе с Изольт. Небо надо мной было облачным и грозило дождем. Холодный ветер налетал порывами, в воздухе пахло костром, листьями и стылой землей. Рядом стоял он – наставив на меня меч и крича как на собаку. Высокий, темноволосый, молодой. Еще юноша, а не мужчина, о чем свидетельствовала редкая щетина на подбородке.

– Тристан! Что ты делаешь ? Вставай!

Он обращался ко мне, направив на меня острие меча. Теперь я поняла, почему он так разозлился, – я оступилась и упала в траву, моя спина болела, в ушах звенело, учебный меч валялся рядом.

Я потянулась за ним, деревянным и исцарапанным, и заметила свои руки: чужие и неловкие, принадлежащие десятилетнему мальчику. Под ногтями чернела грязь, на тыльной стороне правой кисти воспалилась длинная царапина, словно не хотевшая заживать.

– Вставай, Тристан! – раздраженно закричал юноша. Он взял Тристана – меня – за шкирку и рывком поднял. Неуклюжие ноги пнули воздух, прежде чем найти землю. – Силы небесные! Ты хочешь, чтобы Па это увидел? Глядя на тебя, он захочет, чтобы ты родился девчонкой.

В горле Тристана застыл ком. Его щеки пылали от стыда, когда он поднял меч и встал перед старшим братом. Оран всегда знал, что сделать, чтобы он почувствовал себя ничтожным и слабым. Второй сын, который никогда ничего не унаследует и не получит.

– Сколько раз еще ты будешь ошибаться? – продолжал Оран. – Ты понимаешь, что я мог разрубить тебя на куски?

Тристан кивнул, в груди кипели злые слова. Но он сдержал их, оставил пчел гудеть в улье, зная, что, если он осмелится ответить, Оран ударит его, услышав хоть каплю дерзости в голосе.

Это был один из дней, когда Тристан отчаянно желал родиться Кавана. Владей он магией, он бы разбил брата на куски, как зеркало, превратил бы в дерево или в реку. Простая фантазия, невозможная из-за крови Аллена, заставила Тристана улыбнуться.

Конечно, Оран заметил.

– Сотри это со своего лица, – ухмыльнулся старший брат. – Давай сражайся как королева.

Гнев вскипел, темный и обжигающий. Тристан не думал, что сможет и дальше сдерживать его, – от этого его сердце словно гнило изнутри. Он занял среднюю стойку, как учил его Оран: нейтральную, способную перейти в защиту или нападение. Нечестно, что Тристану все еще полагался деревянный меч, детский, тогда как Оран, лишь четырьмя годами старше, держал настоящий.

Дерево против стали.

Жизнь была несправедлива, все оказывалось против него. Теперь Тристан отчаянно хотел быть в замке, в библиотеке, с наставником, изучая историю, правление королев и литературу или отыскивая секретные ходы и тайные двери. Ему никогда не нравились мечи.

– Давай, червяк, – поддразнил Оран.

Тристан с криком рванулся вперед, учебный меч прочертил в воздухе дугу, столкнулся со сталью и застрял. Оран легко выбил его из рук младшего брата. Тристан оступился и внезапно почувствовал что-то горячее, влажное и липкое у себя на щеке.

– Надеюсь, у тебя будет шрам, – проговорил Оран наконец, снимая деревянный меч Тристана со своего лезвия. – Так ты хотя бы чуть-чуть будешь походить на мужчину.

Тристан посмотрел, как брат швырнул его учебный меч в траву, и коснулся пальцами щеки. Их заливала кровь. Длинный, жуткий порез рассек скулу. Оран ранил его нарочно.

– Хочешь заплакать? – издевался брат.

Тристан развернулся и побежал. Не к замку, что высился на вершине холма, как темное облако, пятнавшее землю. Он бежал мимо конюшен, гильдии ткачей и пивной – туда, где в ожидании раскинулся густой зеленый лес. Он слышал, как Оран гнался за ним, крича:

– Тристан! Тристан, стой!

Он вбежал под сень деревьев, петляя между стволов, прыгая, словно заяц или олень у него на гербе, давая лесу сомкнуться за ним, защитить его.

Но Оран не отставал, он всегда был быстрым. Старший брат раздраженно ломал ветви, продираясь через сосны, ольху, осины и пекан. Тристан слышал, что Оран догоняет его. Ловко перепрыгнув через ручеек, он метнулся в заросли и наконец оказался у старого дуба.

Он нашел его прошлым летом, когда сбежал от еще одного жестокого урока Орана. Тристан быстро вскарабкался на дерево, так высоко, как только мог. С приходом осени листьев стало меньше.

Оран выбежал на поляну и остановился под раскидистыми ветвями, задыхаясь. Тристан все еще сидел на облюбованной им ветви, наблюдая, как старший брат обошел дуб. Затем он поднял глаза на крону, прищурившись.

– Спускайся, Трис.

Тристан замер, словно был просто птичкой в родном гнезде.

– Спускайся. Немедленно.

Он не двигался. Не дышал.

Оран вздохнул, провел руками по волосам. Облокотился на ствол и стал ждать.

– Послушай, мне жаль, что я рассек тебе щеку. Я не хотел.

Конечно, хотел. Он всегда делал то, что хотел.

– Я просто пытался научить тебя, как мог, – продолжил Оран. – Как меня учил Па.

Тристан помрачнел. Он и представить не мог, чтобы Па занимался с ним. После смерти матери их отец стал жестоким, злобным и желчным. Ни жены, ни дочерей, лишь два сына: один безнадежно старался походить на него, другому было плевать.

– Спускайся, и мы украдем с кухни медовый пирог, – пообещал Оран.

О, Тристана всегда просто было подкупить сладостями. Они напоминали ему о счастливых днях, когда мать была жива, замок заполняли ее смех и цветы, они с Ораном еще играли вместе, а Па рассказывал истории об отважных мэванцах, сидя у очага.

Он медленно слез, спрыгнув на землю прямо перед Ораном. Старший брат хмыкнул, стер кровь с щеки Тристана.

– Приведи ее в чувство.

Губы Орана двигались, но это были чужие слова, чужой голос. Тристан хмурился, когда рука брата поблекла, растаяв, а сам он превратился в вихрь пылинок…

– Амадина! Амадина, очнись!

Деревья начали кровоточить, цвета стекали с них, словно краски – с пергамента.

Я не понимала, что глаза у меня закрыты, пока не распахнула их, увидев над собой пару взволнованных лиц. Люк. Изольт.

– Святые угодники, ты в порядке? – взволнованно спросила королева. – Я не сделала тебе больно?

Мне потребовалось время, чтобы вернуться в настоящее. Я лежала на земле, волосы рассыпались вокруг головы, деревянный меч валялся рядом. Люк и Изольт нависли надо мной точно две наседки.