Ребекка Росс - Восстание королевы [litres]

Этот день приближался и придал мне отваги, в которой я так отчаянно нуждалась.

– Лорд Мак-Квин провел в изгнании двадцать пять лет, – начала я. – Однажды он осмелился восстать, посягнуть на ваш престол. Но вы оказались сильнее, мой король. Вы сокрушили его. Ему потребовалась четверть века, чтобы смирить гордыню и понять свои ошибки, свое предательство. Он прислал меня умолять вас о прощении, ведь за свою измену он заплатил великими потерями и изгнанием. Он отправил меня просить вас позволить ему вернуться на родину и снова служить вам, показав, что вы суровы, но милосердны.

Ланнон стоял так неподвижно, словно превратился в камень. Но бриллианты на его короне горели злым светом, а кожаный камзол скрипел в такт дыханию. Я смотрела, как он медленно сошел с помоста, его сапоги беззвучно скользили по плитам. Он приближался, подкрадывался ко мне, и я замерла в ожидании.

Нависнув надо мной на расстоянии вытянутой руки, он спросил:

– Почему он послал тебя , Амадина? Чтобы искушать меня?

– Я его дочь по страсти, – ответила я, глядя на его нос, испещренный лопнувшими сосудами. – Он послал меня как знак доверия, потому что я – часть его семьи. Я приехала одна, без сопровождения, чтобы еще сильней подчеркнуть его веру в своего короля.

– Дочь по страсти? – Глаза Ланнона ощупывали меня. – Какой страсти?

– Я госпожа Науки, мой король.

Он сжал зубы. Я понятия не имела, что за мысли роились в его мозгу, но ему не понравился мой ответ. Наука и правда была опасна. Наконец Ланнон отвернулся и направился к трону. Длинная королевская накидка янтарного цвета струилась за ним по полу, переливаясь как жидкое золото, когда он всходил на помост.

– Скажи, Амадина Журден, – проговорил король, занимая величественный трон, – что собирается делать твой отец-покровитель, вернувшись на родину?

– Он станет служить вам, исполнит все ваши приказания.

– Ха! Очень интересно. Насколько я помню, Дэвин Мак-Квин был очень гордым. Как вы считаете, лорд Аллена?

Аллена не пошевелился, не сдвинулся с места ни на дюйм. Но его глаза все еще изучали меня. Я вспомнила слова Лайама о связи между королем и его советником. Мне гораздо важнее было получить одобрение Аллена, ведь король прислушивался к его мнению как ни к чьему другому.

– Да, мой король, – проговорил Аллена, и его голос – бархатный баритон – наполнил зал словно тьма, – Дэвин Мак-Квин был редким гордецом, но его дочь говорит, что двадцать пять лет изгнания излечили его гордыню.

– Тебе не кажется странным, что умолять о прощении он послал свою дочь по страсти? – поинтересовался Ланнон. Аметист на его пальце блеснул, отражая свет, струившийся из окон в вышине.

– Нет, – ответил Аллена, все еще не отрывая от меня взгляда, словно хотел заглянуть мне в душу: представляла ли я угрозу. – Как сказала Амадина, он послал свою наибольшую ценность, чтобы подчеркнуть искренность раскаяния.

– А как насчет других, Амадина? – грубо обратился ко мне Ланнон. – Двух трусливых лордов, ускользнувших из моих сетей вместе с твоим отцом?

– Я не знаю других, мой король, – качнула я головой.

– Ради твоего блага надеюсь, что ты говоришь правду, – проговорил король, наклоняясь вперед. – Если ты солгала, то будешь жалеть о каждом шаге, сделанном в этом зале.

Я не была готова к такому количеству угроз. Голос предал меня, превратившись в пепел в моем горле. Я вновь сделала реверанс, чтобы показать, что услышала его холодные слова.

– Так ты думаешь, мне стоит позволить ему вернуться? – Ланнон взглянул на советника, положив ногу на ногу.

Аллена шагнул вперед, затем еще, пока не оказался у края помоста:

– Да, мой король. Позвольте ему вернуться и послушайте, что скажет изменник. А пока мы ожидаем его прибытия, я заберу его дочь в свои владения.

– Я желаю, чтобы она осталась здесь, – возразил Ланнон. – Я присмотрю за ней.

Я стиснула зубы и тщетно пыталась казаться довольной. Старалась, чтобы все подумали, что эта перспектива не тревожит меня, и едва не рухнула на колени от облегчения, когда Аллена вновь подал голос:

– Амадина Журден – валенийка, мой король. Ей будет привычней сопровождать меня во время охоты на оленя в Дамэне. Клянусь, я не спущу с нее глаз.

Ланнон вздернул белесую, почти незаметную бровь, стуча пальцами по подлокотнику трона, а затем объявил:

– Пусть так. Мак-Квин может безбоязненно пересечь границу, чтобы лично предстать передо мной. Амадина, ты на время будешь гостьей лорда Аллена.

Я решилась испытать удачу в последний раз:

– Мой король, могу ли я написать отцу письмо? Чтобы он знал, что может пересечь канал? – В этом письме я хотела использовать две фразы. Одну – чтобы открыть, как сильно разозлила Ланнона его просьба. Вторую – чтобы дать понять, что я отправляюсь в Дамэн. В столь опасный момент я не решилась отправить письмо без ведома короля.

– Конечно, можешь, – усмехнулся Ланнон, жестом велев писцу вынести стол, чернильницу и пергамент ко мне, на середину прохода. – Давай сделаем это вместе.

Король подождал, пока я обмакну перо в чернила, и остановил меня, прежде чем я вывела хоть слово.

– Я продиктую тебе письмо. Как ты на это смотришь?

Я не могла отказаться:

– Да, мой король.

– Пиши. Моему дорогому, трусливому отцу… – оживленно начал Ланнон. Я замерла, капля чернил расплылась по пергаменту пятном темной крови, и король зарычал: – Пиши, Амадина.

Я написала. К горлу подступила желчь. Моя рука дрожала – весь двор видел, что я тряслась как осиновый лист. Мне не стало легче, когда рядом со мной встал лорд Аллена, чтобы убедиться, что я пишу все, что диктует король.

– Моему дорогому, трусливому отцу, – повторил Ланнон. – Его светлость король Мэваны позволил вашим предательским костям пересечь канал. Я отважно этого добилась, осознав великодушие короля и то, как вы мне лгали, рассказывая истории о минувших бедах. Нам нужно будет поговорить, конечно, после того как с вами побеседует король. Покорная вам Амадина .

Со слезами на глазах я подписала его, в то время как двор шептался и хихикал над злой и умной шуткой короля. Я сдержала слезы: сейчас нельзя было проявлять слабость или страх. Я не смела представить, как Журден будет читать мое письмо, как исказится его лицо, когда он прочтет эти слова и поймет, что его дочь принудили и оскорбили на глазах мэванской знати.

Я адресовала письмо в винный порт Изоты, откуда Журден следил за почтой, и отступила от стола, чувствуя, что вот-вот упаду. Сильная рука поддержала меня, подхватив под локоть.

– Письмо отправят на рассвете, – сообщил Аллена, вглядываясь в мое бледное лицо.

Вокруг его глаз лучились морщинки, словно он часто смеялся и улыбался. Он пах гвоздикой и дымом от сосны.