Ребекка Росс - Восстание королевы [litres]

Мы стояли на дороге, в тени высоких домов, порывы ветра приносили к нам крики с рыбного рынка.

Он наступил – миг, чтобы пересечь канал и наконец увидеть землю отца. Сколько раз я представляла, что увижу, как зеленые берега Мэваны выступают из легендарного тумана? Казалось, снова наступило летнее солнцестояние. Время ускорилось, побежало так быстро, что я не могла перевести дух и понять, что меня ожидает.

Я ощутила, как под высоким воротником моего дорожного платья замер кулон Картье на цепочке Журдена. Я буду думать о Картье, моем господине и моем друге, о том, кто научил меня всему, о том, кто подарил мне страсть. Буду думать о моем отце-покровителе, принявшем меня такой, какая я есть, любившем меня на собственный, грубоватый, манер, отправившем меня в путь, не желая того, о том, кто показал мне, что такое смелость.

Мое сердце колотилось. Я прерывисто вздохнула, словно перед битвой, и посмотрела на Журдена.

– Кортик на тебе? – спросил он.

Я прижала ладонь к правому бедру, чувствуя сталь сквозь ткань юбок.

– Да.

– Обещай мне, что не станешь колебаться и применишь его: если мужчина посмотрит на тебя неподобающим образом, ты не испугаешься и покажешь сталь.

Я кивнула.

– Я говорю это, Амадина, потому, что некоторые мэванцы смотрят на валенийских женщин как на… кокеток. Этим мерзавцам следует показать, что они неправы.

Я снова кивнула. Ужасное чувство поднялось во мне. Я онемела. Что, если это случилось с моей матерью? Она приехала в Мэвану, и ее сочли жеманницей, готовой прыгнуть мэванскому мужчине в постель? И ее изнасиловали?

Внезапно я поняла, почему дед так ненавидел моего отца. Я всегда верила, что была зачата в любви, пусть и запретной. Но, возможно, все было совсем не так и ее принудили.

Мои ноги обратились в свинец.

– Буду ждать твоего письма, – отступая, прошептал Журден.

Я должна была написать ему, когда Ланнон даст разрешение. Письмо перенесет его и Люка через воды, навстречу опасностям при возвращении.

– Да, отец. – Я повернулась, чтобы уйти. Жан-Давид терпеливо ждал, с обычным, суровым, выражением лица, и держал мой сундук.

Я сделала четыре шага, когда Журден окликнул меня:

– Амадина.

Я остановилась и обернулась к нему. Он стоял среди теней и смотрел на меня. Его рот превратился в тонкую линию, шрам на челюсти стал заметней из-за бледности.

– Пожалуйста, будь осторожна, – выдохнул он.

Думаю, он хотел сказать что-то еще, но, полагаю, отцам часто трудно говорить, когда приходит время прощаться.

– Вы тоже, отец. До скорой встречи.

Я села на корабль, вручив бумаги мэванским морякам. Они хмурились, но взяли меня на борт, ведь я заплатила немало денег за место на корабле и границы были открыты. Жан-Давид внес сундук в мою каюту и ушел, не сказав ни слова, хотя я увидела прощание в его глазах, когда он сходил на берег.

Я стояла на носу корабля, чтобы не мешать погрузке винных бочек в трюм, и ждала. Густой туман висел над водой. Мои руки гладили полированные дубовые перила. Я готовилась к встрече с королем.

Где-то в тени на узкой боковой улочке стоял Журден, глядя, как мой корабль покидает гавань, когда солнечный свет разогнал туман.

Я не оглядывалась.

Земли лорда Берка, королевский город Лионесс, Мэвана.

Октябрь 1566 года.

Легенды гласят, что туман был создан мэванской магией, руками королев Кавана. Он защищал берега Мэваны, окутывая ее плащом, и только самые отважные или самые глупые моряки осмеливались бороздить его. Эти легенды все еще звучали правдиво, хоть магия и дремала. Едва под взглядом солнца рассеялся валенийский туман, мэванский набросился на нас, словно стая белых волков, рыча, пока мы приближались к королевской гавани Лионесса.

Большую часть короткого плавания я вглядывалась во мглу, в эту раздражающую белую бездну, чувствуя, как она целует мое лицо и каплями оседает на волосах. Той ночью я почти не спала в каюте, из-за качки мне казалось, что я нахожусь в руках незнакомца. Я отчаянно хотела ступить на землю, увидеть солнце и вдохнуть свежий ветер.

Наконец на рассвете сквозь расступающийся туман я увидела очертания Мэваны, словно мглистые облака поняли, что я дочь севера.

Лионесс стоял на высоком холме. Замок покоился на самой вершине, будто спящий дракон в серой каменной чешуе. Башенки торчали, словно шипы на спине грозной рептилии, украшенные желто-зелеными знаменами Ланнона.

Я посмотрела на них: зеленые, как зависть, желтые, как злоба, с вышитой рычащей рысью – и окинула взглядом улицы, что подобно ручейкам огибали дома с темными галечными крышами, и высокие дубы, растущие по всему городу, сверкающие, словно рубины и топазы в осеннем великолепии.

Порыв ветра обрушился на нас. Мои глаза слезились, а щеки покраснели, когда мы вошли в гавань.

Я заплатила моряку, чтобы он снес мой сундук на пристань, и сошла с корабля с солнцем на плечах и местью в сердце. Мои бумаги были в порядке. Сначала я отправилась в банк, где обменяла дукаты на медяки, потом – в ближайшую гостиницу. Я заплатила служанке, чтобы она помогла мне облачиться в один из моих лучших валенийских нарядов.

Я выбрала платье василькового цвета – пылающе-голубое, как Наука, с изящной серебряной каймой по подолу и корсажу. Верхняя юбка была белой, украшенной крохотными голубыми камешками, блестевшими на солнце. Под ней находились нижние юбки и корсет, поддерживавший осанку и выдававший во мне истинную валенийку.

Кусочком угля я нарисовала мушку-звездочку на правой щеке – знак знатной валенийской женщины – и держала глаза закрытыми, пока служанка убирала половину моих волос вверх с помощью голубой ленты, ее пальцы осторожно касались моих локонов. Она едва ли обмолвилась со мной словом, и я гадала, о чем она думала, глядя на меня.

Я заплатила ей больше чем следовало и отправилась на холм в нанятой карете, вместе с багажом. Мы с лязгом ехали среди дубов, по рынкам, минуя мужчин с длинными бородами и косами, женщин в доспехах, детей в лохмотьях, босиком сновавших вокруг.

Казалось, каждый носил эмблему своего дома на камзоле или плаще, чтобы показать, какому лорду или леди он служит, кому хранит верность. Множество людей носили цвета Ланнона и его рысь. Другие были в оранжевом и красном – цветах Берка, бордовом с серебром – Аллена.

Я вновь закрыла глаза, вдыхая запах лошадей, месивших копытами землю, дым кузниц, аромат свежего хлеба. Я слушала, как дети пели песенки, внимала женскому смеху и стуку молота по наковальне. Карета тряслась подо мной, взбираясь все выше и выше на холм, где, словно выжидая, лежал замок.

Когда лошади остановились и кучер распахнул дверь кареты, я открыла глаза.