Кесия Люпо - Мы – кровь и буря [litres]

Констанция закрыла глаза, позволив миру исчезнуть. Она сосредоточилась и услышала эхо грозового заклинания: барабанящий звук, похожий на умирающий отголосок колокольного звона. Все это казалось странным. Похоже, до начала рождения оставались считаные дни. А когда оно случится… уже будет слишком поздно. Чтобы успеть, нужно работать быстрее. Констанция сжала кулаки. О, боги, сколько же лет она готовилась к этому событию… Но готова ли она? Понимала ли она до конца, что делала?

«У меня не осталось выбора».

Витенагемот должен состояться через несколько часов. Осторожно коснувшись щеки, она посмотрела вниз на запачканное кровью платье.

«Кажется, пора переодеться».

В своей комнате Констанция вновь проверила круглое зеркало на медальоне, ожидая увидеть пустоту. Но вместо пустоты она обнаружила запотевшее стекло. Сердце ее дрогнуло.

«Неужели…»

Сев на край кровати, она заправила волосы за уши и подышала на зеркало. Она знала, что в храме висело зеркало-близнец, которое тоже помутнеет.

Внезапно за дымкой появилась тень, и стекло прояснилось. Перед ней появилось отражение Эмриса с тремя белыми параллельными шрамами, проходящими через все лицо. Его темные волосы были с серебряной проседью, а глаза уставшими. Он выглядел на десять лет старше своих двадцати трех лет.

«Наконец-то», – заговорил Охотник.

Хотя губы его двигались, Констанция слышала голос не ушами, а в голове. Голос, который пересекал невероятное расстояние.

«Боги, что с твоим лицом?»

Констанция дотронулась до пореза. Рана высохла, но все еще казалась мягкой. Она уже совсем о ней забыла. Девушка вздрогнула:

– Кулак.

«Почему ты сбежала от меня? Ты ведь понимаешь, что тебе придется ответить за свои действия».

Констанция опустила взгляд.

– Нет, – тихо возразила она.

«Констанция, ты не сможешь этого сделать».

Ее голос прозвучал уверенно и правдиво:

– Я уже это делаю, Эмрис. Я пыталась сказать тебе…

Но голос в ее голове строго ее перебил:

«После твоего ухода все стало еще хуже. Они нашли у тебя запрещенные тексты. Раньше я думал, это минутный, безрассудный порыв. Я ничего не понимал… Но сейчас я все понял. – Его глаза загорелись . – Ты ведь давно планировала это сделать? Я ведь прав, Констанция? Ты, должно быть, гордишься своим умом. Ты действительно меня одурачила. Я думал, ты другая… Но ты такая же, как и Чатхам, – с горечью и болью произнес он . – Чатхам мне жизни не дает из-за этой маски, как будто нет ничего важнее».

– Ты не понимаешь. – Она потерла кончик носа. – Все куда сложнее, чем ты думаешь. Ты ничего обо мне не знаешь. Ничего.

«Ты предельно ясно выразилась. В общем, все просто: либо ты вернешься и предстанешь перед судом Священного Собора, либо останешься в Княжеском лесу и умрешь от голода, чумы или другой напасти, которая обрушится на это проклятое место. Или ты решила, что сможешь уйти от смерти, как от правосудия?»

В его повышенном тоне послышался упрек.

– Все не так просто. Просто никогда не бывает, – рявкнула она. – Не будь таким наивным, Эмрис.

Охотник посмотрел через плечо, как будто услышал шум, но когда вернулся к Констанции, голос его оставался таким же строгим:

«Я вообще не должен с тобой разговаривать. Я лишь хотел сказать, что если ты сдашься в ближайший храм в течение суток, я буду просить о пощаде. Ради всего, что у нас было».

– Нет, – прошептала Констанция без единой колкости в тоне.

Все кончено. По-настоящему кончено. Она знала, что однажды их отношениям придет конец, но легче от этого все равно не становилось. Она вспомнила, как они проводили время вместе, как близко оказались к тому, что можно назвать любовью.

Эмрис приблизился к зеркалу.

«Подумай об этом. Если я для тебя хоть что-то значил, просто подумай. Ты играешь с опасной, страшной магией. Так ты нашла дорогу через лес, которую никто не мог найти?»

Констанция покачала головой. Это не стоит их ссоры: что бы она ни сказала, он уже принял решение.

«Тогда прощай».

Зеркало прояснилось. Теперь Констанция смотрела на свое бледное, измученное лицо, которое казалось страшным из-за поглощающей ее злости.

В момент нахлынувшей ярости она заметила, как в ее голубых глазах сверкнула фиолетовая вспышка. Захлопнув медальон, Констанция швырнула его в стену. Со звуком разбиваемого стекла он закатился под кровать.

Констанция свернулась калачиком на кровати. Она чувствовала, как слезы подкатывали к горлу, но все же взяла себя в руки, чтобы не выпустить их наружу. Она лежала молча, напряженно, глядя на сжатые кулаки в перчатках. Ее другая жизнь исчезла вместе с тем, ради чего она трудилась. Исчез единственный любимый человек в этом страшном мире. Все, что имело значение – она все бросила.

Ради того, что есть сейчас.

А что это значило?

«Я не могу потерпеть неудачу».

Мудрецы собрались вовремя, несмотря на больные головы и уставшие глаза. Когда Констанция вошла, лорд Вередит встал и с трудом выдвинул ее стул. Лорд Реддинг начал воодушевленное приветствие, которое быстро превратилось в отрывистый, сухой кашель. Лорд Фарли выглядел так, будто вчера осушил бутылок двенадцать, и сморщился в ответ на ее радостное: «Доброго всем дня».

На ней было серое платье с черным обрамлением. Вероятно, его сшили для похорон, но оно, как никогда, подходило ее настроению после беседы с Эмрисом. Констанция никак не могла выбросить мысли о женщине, которая носила эту одежду.

«Сколько похорон посетила Ливия, прежде чем попасть на свои собственные?»

Слуга, наливающий ей чай из крапивы, отвлек Констанцию от мыслей.

Волосы ее были плотно заколоты, а глаза горели. С помощью магии Констанция вылечила рану на щеке до небольшой розовой полоски, почти незаметной на фоне ее кожи.

Мудрецы занимали места, а Констанция тем временем одаривала всех улыбкой. Следующим пришел Ксандер с большой группой стражников в небесно-голубых ливреях, которые встали рядом с городской стражей по периметру зала. Неужели Ирвин ожидал неприятностей? С намеком на улыбку он бросил взгляд в сторону Констанции. Она кивнула в ответ, демонстрируя официальное приветствие.

В последние секунды прибыл Уинтон. Он привел себя в порядок: чисто выбритое лицо, ярко-красная одежда, причесанные, лоснящиеся темные кудри. Он скользнул к единственному свободному месту справа от Констанции и осторожно сел, одарив ее печальной улыбкой. Несмотря на очевидное сходство с матерью, это выражение лица герцогине не принадлежало. Констанция улыбнулась в ответ, чувствуя одновременно вину, смешанную с облегчением. Она была рада, что ей не пришлось соперничать с его матерью.