Кесия Люпо - Мы – кровь и буря [litres]

– А я тогда при чем?

Эмрис глубоко вздохнул.

– Констанция считает, что сердце заклинания заперто в бабочке. Но она пока не понимает одного: когда ты нашла бабочку, заклинание передалось тебе.

Лина прижала руку к груди, как будто почувствовала его.

– Но как?..

– Я не знаю. Я никогда не слышал подобного. Я и не думал, что такое возможно. – Эмрис мимолетно улыбнулся. – Тогда, пожалуй, это величайшее заклинание из когда-либо созданных. Оно обладает собственным интеллектом.

– У него… есть разум?

Лина вспомнила, что заклинание сработало, когда на нее напал змей. Змей умер, хотя Лина находилась без сознания. Она вспомнила, как Радикал сказал ей, что она другая. Она вспомнила, как сила помогла ей в магазине Чатхама, вернув бабочку к жизни. Тогда механические существа ожили, как будто кто-то оживил их с недобрым помыслом. Она вспомнила, как за стенами Священного Собора разорвала узы с Фолом, чтобы сила могла вырваться и расправиться с Чатхамом. Сила, которая спасла ей жизнь.

– Заклинание, подобное этому, несет в себе Хаос, – объяснял Эмрис, – и больше всего на свете оно желает освободиться от человеческого контроля, чтобы разрушить мир.

Лина опустила взгляд на руки, чувствуя себя самозванцем или хозяином паразита.

«Но кто тогда истинный паразит в нашем партнерстве?»

– Значит, моя сила… на самом деле не моя? Я не волшебница?

Она почувствовала боль в груди. Ей было тяжело отпускать человека, которым она стала – сильного, лучшего человека. Человека, который умел защищаться, ходить под солнцем и показывать лицо миру. Лина слышала свое быстрое, неглубокое дыхание. И вдруг она поняла, почему ей всегда снились склепы и лес и почему ее постоянно тянуло к месту смерти, скорби, боли и темноты. Ее тянуло назад. И все потому, что сердце заклинания должно было вернуться. Потому что иначе… иначе… Лина не знала наверняка. Но если она хотела выяснить правду, то стало ясно одно:

– Я должна вернуться.

С тех пор, как Констанция поговорила с Эмрисом, прошла целая ночь. Запасы энергии почти истощились.

Констанция видела блестящие тела крыс, которые шевелились в мокрой соломе, сверкая бледными хвостами в полуосвещенной камере. Подтянув колени к груди, Констанция уткнулась подбородком в разорванные церемониальные одежды, ощутив на горле гладкую шелковую вышивку. Глубоко вдыхая прогорклый воздух, она наблюдала за входом в склепы.

В подземелье наряду с темницами находились самые глубокие, самые темные участки склепов: камеры бесчестных. Здесь царство живых отделялось от могил беззаконных Предков лишь прогнившей деревянной дверью. Заключенные часто умирали в мрачных условиях темницы, а стражники не хотели перетаскивать тела преступников в их родовые гробницы в других частях города.

Констанция с ужасом осознавала их близость. Она пыталась отдохнуть, восстановить силы, но как можно спать, когда из подземелья регулярно доносится шум шевелящихся в каменных дворцах мертвецов?

Заклинание крепло, проверяло свои силы, пока люди сидели в своих камерах, защищенные лишь решеткой.

Протянув руку, Констанция поднесла чашку к губам Ксандера. Она даже не поняла, отпил он воду или нет – большая часть воды просто стекла по подбородку. Она уже звала на помощь и настаивала, чтобы за Ксандером присмотрели, но стражник велел ей закрыть рот, грозя выбить зубы.

Констанция не сдавалась. Она обещала не сдаваться. Но после ночи, проведенной в грязи и темноте, она начала терять надежду. Даже если Лина и Эмрис вернутся в Княжеский лес, судья сразу возьмет их под стражу. Констанция должна встретиться с девушкой раньше судьи. Но как?

Прижав лоб к коленям, она вдруг услышала приглушенный рев.

Констанция поймала взгляд доктора Торна, и они оба нахмурились.

Встав с пола, она приблизилась к зарешеченному окну в стене ее камеры. Вдалеке, среди нарастающего рева, она расслышала другие звуки: шаги и скандирующие голоса.

Констанция рассмеялась, прижав руку к губам.

– Что это за шум? – хрипло спросил доктор Торн.

– Бунт, – ответила она, не веря в свою удачу. – Я обещала людям, что покончу с грозовым облаком к сегодняшнему рассвету. Как я могла забыть?

И тогда, несмотря ни на что, в ее сердце вспыхнула искра надежды.

По мере того как на улице светлело, шум становился громче. Угрозы стражников не принесли должного результата: рев толпы только усиливался. Через час Констанция услышала лязг вытащенных из ножен мечей. Она слышала ритмичный, сердитый топот по каменным плитам, скандирования и крики. И просто ждала.

Ксандер лежал неподвижно. Дыхание его оставалось поверхностным, как будто он пребывал в некоем забвении. Напротив неспокойно спал доктор Торн, а его рукавица периодически мерцала красным светом.

Некоторых стражников вызвали из комнаты над камерами на битву – она слышала зов, скрип стульев и тяжелые удаляющиеся шаги. Констанция догадывалась, что пара стражников все же осталась, чтобы следить за заключенными. Но как узнать наверняка? Она встала, прошлась по камере и в сотый раз задалась вопросом, стоит ли воспользоваться магией для побега. Сможет ли она прорваться сквозь заколдованные решетки, сражаться без оружия и одолеть двух или трех вооруженных стражников? Вероятно, нет. Жаль, что у нее не было с собой трости и маски… Однако пришла пора воспользоваться моментом.

С улыбкой на лице она развернулась.

Но звуки, доносящиеся из-под тюремного пола, ее остановили.

Ступеньки темницы, спрятанные за гнилой деревянной дверью, вели в кромешную тьму. Констанция взглянула на дверь. Дуновение затхлого воздуха колыхнуло прядь ее волос, после чего раздался звон металла, упавшего на каменный пол – драгоценные камни или монеты сваливались с прогнившей плоти и одежды. Скрип кости о кость… и шаги. Медленные, неуверенные шаги по старым, стертым ступеням.

«Не сейчас. Пожалуйста, не сейчас».

Но шум становился настойчивым, отчетливым. Заклинание достигало апогея развития. Оно больше не пряталось в темноте, а ползло к мрачному свету. Оно жаждало новых жизней, чтобы питать свою силу. Стиснув зубы, Констанция сдержала крик отчаяния.

«Одной рукой боги дарят, а другой отбирают».

Доктор Торн сел. Его камера, как и камера Ксандера на противоположной стороне, находилась к склепам ближе всего. Констанция собралась с духом. Еще одно дуновение холодного, спертого воздуха… и дверь в склепы открылась.

На пороге появился скелет, одетый в тюремную одежду. На шее висели грязные, ржавые кандалы. Оставшаяся плоть высохла и почернела, прилипнув к костям, как моллюски к корпусу корабля. Из пустых глазниц глядела чернота. Лишь только спутанные каштановые волосы не претерпели изменений. Зубы его обнажились и превратились в ужасающую пожелтевшую улыбку. Он что-то держал в руках, что когда-то, вероятно, являлось длинной цепью. Теперь она проржавела до неузнаваемости.