Юлия Диппель - Тихий омут [litres]

– Это знак высочайшего уважения, которое могут тебе выразить, – пробормотал Люциан. Он выглядел впечатленным.

Не знаю, только ли потому, что я продолжала сжимать в руке ациам, или меня просто вел инстинкт, но я тоже подняла свой ациам, салютуя им. Брахион, который стоял впереди всех, с улыбкой отреагировал на мою попытку выразить торжественность и ушел. Остальные последовали его примеру.

Люциан обнял меня сзади за талию.

– Ари, ты хоть знаешь, что сделала сегодня невозможное? – Его дыхание щекотало мне ухо. – И на какой непоправимый риск ты шла?

Я сглотнула. Его мягкий упрек был оправдан. Сейчас, оглядываясь назад, я должна была признать, что весь масштаб возможных последствий я хоть и логически понимала, но все-таки была далека от полного осознания. Когда смотришь в лицо смерти, героизм очень быстро приобретал относительный характер. Тем не менее я была готова и во второй раз поступить точно так же…

– Только так мы смогли бы быть вместе.

Люциан развернул меня к себе, и я тут же затерялась в его глазах. Похоже, он не находил слов. Я тоже. В конце концов он прислонился лбом к моему лбу и прошептал:

– Я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю. – Как бы мне хотелось сейчас опустить перед ним свои стены, но здесь, в Критерионе, я не осмеливалась это сделать. – Уведешь меня отсюда?

Люциан улыбнулся:

– Только если ты мне кое-что пообещаешь.

– Все что хочешь.

В его глазах вспыхнул след боли. Это была лишь малая часть того, что ему пришлось пережить за время поединка.

– Больше никогда меня так не пугай.

Люциан нес меня на руках. Конечно же, я протестовала, и, конечно же, он не обратил внимания на мои жалобы. Он просто сказал:

– Если хочешь бросить мне вызов, то я с радостью предоставлю тебе такую возможность, малышка. Но я тебя предупреждаю. Я отдохнувший чистокровный брахион и как минимум такой же упрямый, как и ты. Нет ничего, что было бы способно лишить меня этого удовольствия.

Расплывшись в улыбке, я прекратила возмущаться. Люциан просто слишком хорошо меня знал. И знал, что из гордости я бы выстрадала каждую ступеньку Критериона, несмотря на то, что устала до изнеможения.

– Тогда сам будешь виноват, если я захраплю и всего тебя обслюнявлю. – Я чмокнула его и удобно устроилась у него на плече.

Его грудная клетка затряслась от беззвучного смеха.

– Будем считать, что я предупрежден.

Без усилий, пауз и проявления усталости Люциан пронес меня по ста девяносто двум ступеням и вынес из арены на бескрайнюю стеклянную пустошь с тремя отдельно стоящими дверями. Оттуда путь продолжался по малопонятному миру Патрии до колонны Ориона. Я соврала. О сне не могло быть и речи. С одной стороны, потому что мне хотелось насладиться каждым моментом, когда Люциан находился так близко. С другой – потому что теперь я видела столицу праймусов совершенно иными глазами. Такой, какой ее видели бессмертные. Каждую дверь окружало легкое свечение. Символы на них буквально горели, а еще везде были эти светящиеся вены, которые оплетали всё вокруг. Словно корни, они тянулись над каждым зданием, скрепляли их на стыках и переплетали дома в одну цельную структуру. Это было потрясающе красиво.

Через портальную башню мы попали в библиотеку лицея. Вернувшись в итоге в реальный мир, я поняла, что абсолютно потеряла ощущение времени. С момента моего ухода в Париж явно могло пройти не больше трех часов. Но снаружи до сих пор было светло. Или, если сказать точнее, уже светло. В Патрии время текло медленнее. Яснее всего я в этом убедилась, когда по прибытии на нас выпрыгнула целая группа охотников. Ко мне поспешили несколько врачей. В ожидании тяжелых ранений тут даже соорудили мобильный лазарет.

«Ох, пожалуйста, только не это», – мысленно вздохнула я. На самом деле я не обращалась при этом к Люциану, но он, должно быть, все равно услышал. Потому что, когда доктора хотели забрать меня у него, он смерил их таким мрачным взглядом, что кто-то испуганно дернулся. Люциан воспользовался их нерешительностью и просто пронес меня мимо них. У окна о чем-то оживленно разговаривали мистер Росси и Рамадон. При виде меня на лице верховного мастера расцвела улыбка облегчения. Однако, прежде чем он успел пошевелиться, хронист остановил его, сказав несколько слов. Отец Лиззи сдвинул брови, какое-то недолгое время в нем шла внутренняя борьба, а потом он решил оставить все как есть. Ограничился лишь тем, что благодарно кивнул головой в нашу сторону, выражая свою вину и смирение. Для откровенных разговоров позже будет достаточно времени.

Я кивнула в ответ, и двое мужчин пропали из моего поля зрения. Хотя мне еще показалось, что я заметила что-то вроде подмигивания от Рамадона. Но я могла и ошибаться…

Слух о нашем возвращении тут же разошелся повсюду. Каждый охотник и ученик Плеяды, столкнувшись с нами, либо останавливался, разинув рот, либо доставал свой телефон, чтобы распространить новость дальше. Ну, как минимум никто не поступал настолько по-идиотски, чтобы начать фотографировать.

На улице постройки старого монастыря припорошило тонким слоем снега. Зима официально вступила в свои права. Хоть тут и было не так холодно, как в Сибири, но я была рада, что меня согревал Люциан. Правда, во дворе с фонтанами он неожиданно поставил меня на землю. Я протестующе заныла и попыталась снова прижаться к нему. Улыбнувшись, он обвил меня руками.

«Я готов в любой момент сразиться с целым миром, чтобы ты принадлежала мне одному. Но с ней я предпочел бы не связываться…»

С такими словами он меня развернул, и я увидела фигуру с растрепанной рыжей шевелюрой, мчащуюся ко мне, размахивая руками. За ней последовали Райан, Аарон, Тоби и Гидеон. Я улыбнулась от уха до уха и побежала им навстречу.

– Аааааариииии! – От галопа голос Лиззи дрожал на каждом подскоке, а вместе с ним подскакивало и мое имя.

У меня в голове пронесся тихий смех:

«Помни, малышка: сил у тебя тоже прибавилось. Поэтому потихоньку. Ты же не хочешь задушить свою подружку».

В ту же минуту Лиззи повисла у меня на шее. Я пискнула. Люциану лучше стоило бы предупреждать мою подругу, потому что в порыве кипучей энергии она сдавила мое больное плечо.

– Ай, лапуля, ты ранена. Отвести тебя в медицинское крыло? Или привести врача? – засуетилась она. Я со смехом отмахнулась от ее гиперзаботы и снова обняла.

– Со мной все просто замечательно, – проговорила я, уткнувшись в ее кудряшки.

Лиззи всхлипнула:

– Я так тебя люблю, Ари! – Ее голос дрожал, в нем проскальзывало одновременно и облегчение, и отчаяние. – Ты абсолютно чокнутая, чертова дурочка с суицидальными наклонностями, но я тебя люблю.

– А я тебя. – Она стиснула меня еще сильнее и даже не думала отпускать. Ей не мешало, что вокруг нас собиралось все больше зрителей. И что опять пошел снег. Да меня и саму ничто из этого не беспокоило. Я просто была счастлива, что моя подруга наконец-то вновь была со мной, целая и невредимая.