Т. Баррон - Семь песен [litres]

Прежде чем Бамбелви успел закончить свою ужасную песню, дракон раскрыл пасть. Я в смертельном ужасе уставился на ряды острых зубов, почерневших от сажи. Напрягая все силы, я снова попытался высвободиться, но хвост стиснул меня еще туже. Челюсти, тем временем, распахнулись шире.

Внезапно из глотки дракона донесся какой-то хриплый, кашляющий звук, который мог означать только одно. Смех. Гротескный смех, походивший на отрыжку. Из пасти вылетело облако дыма, и все вокруг заволокло черной пеленой. Огнедышащее чудовище продолжало хохотать, и все его тело сотрясалось. Сначала задрожала голова, потом шея, потом гигантское брюхо и, наконец, хвост. Через пару мгновений дракон уже буквально корчился от хохота, валяясь на груде сокровищ.

Хвост разжался и отпустил меня. Я, задыхаясь, упал на камни. Я не видел ничего вокруг, но был жив! Я быстро выкарабкался из черного облака, волоча за собой меч. Риа подбежала ко мне и помогла подняться на ноги.

Кашляя от дыма, мы неверными шагами выбрались из лощины. Дракон у нас за спиной продолжал хохотать, но смех постепенно стихал. Через несколько секунд он снова захрапел. Оглянувшись, я увидел тонкие желтые полоски его глаз, светившиеся в полумраке. Когда мы, наконец, оказались достаточно далеко от логова чудовища, то совершенно без сил рухнули на какой-то черный камень. Риа порывисто обняла меня за шею. Как сильно отличались ее объятия от хватки дракона!

Я, в свою очередь, сжал ее в объятиях. Затем обернулся к Бамбелви и прохрипел:

– Знаешь, ты это сделал. Ты рассмешил дракона!

Бамбелви повесил голову.

– Знаю. Ужасное, унизительное происшествие. Какой позор! Я опустошен.

– Что ты такое говоришь? – Я тряхнул его за плечи. – Ты спас мне жизнь!

– Ужасно, – повторял унылый шут. – Просто кошмар. Снова я все провалил! Я пел одну из своих самых печальных погребальных песен. Она предназначена для того, чтобы разбивать сердца. – Он прикусил губу. – И что у меня получилось вместо траура? Я позабавил его. Развлек! Когда я пытаюсь развеселить, то погружаю людей в печаль, а когда пою похоронные песни, слушатели смеются! О, я полный неудачник. Жалкий неудачник.

Он мрачно вздохнул.

– Но хуже всего то, что я лишился своего колпака. Своего шутовского колпака! Так что теперь я не просто неумелый шут, я еще и не похож на шута.

Мы с Рией переглянулись, едва сдерживая смех. Затем, не желая откладывать дело в долгий ящик, я снял башмак.

Бамбелви уныло глазел на меня.

– Ногу поранил, да?

– Нет. Мне нужно исполнить обещание.

С этими словами я вонзил зубы в кожаный язык ботинка, с большим трудом оторвал кусок и принялся усиленно жевать. Я был не в состоянии размягчить грубую кожу, зато рот наполнился тошнотворной массой с привкусом земли, травы и пота. Едва не подавившись, я проглотил эту гадость.

У Бамбелви перехватило дыхание. Он выпрямил спину. Отвисшие подбородки тоже, казалось, расправились. Он не улыбался, даже не кривил губ. Но, по крайней мере, на мгновение он перестал хмуриться.

Когда я открыл рот, чтобы откусить еще кусок кожи, шут положил руку мне на плечо.

– Хватит. Одного достаточно. Тебе этот башмак еще пригодится. – Странный, приглушенный звук, почти похожий на сдавленный смешок, вырвался у него изо рта. – Я действительно рассмешил его, правда?

– Правда, рассмешил.

Лоб Бамбелви снова прорезали морщины.

– Однако я сомневаюсь в том, что смогу повторить это. Просто случайно получилось.

Я надел башмак и покачал головой.

– Это была не случайность. Ты сможешь повторить свое представление.

Бамбелви гордо приосанивается.

– Значит, когда ты снова пойдешь туда, в эту вонючую черную печку, чтобы убить чудовище, я отправлюсь с тобой.

– И я тоже, – присоединяется Риа.

Я посмотрел в их лица, выражавшие преданность, вернул меч в ножны.

– Вам не придется этого делать. – Я привалился к высокому камню, опаленному огненным дыханием. – Видите ли, я не собираюсь убивать дракона.

Оба в недоумении уставились на меня. Кивнув на посох, Риа спросила:

– Но ведь тебе придется это сделать, разве нет? Как иначе ты можешь усвоить урок Уничтожения?

Я потянулся к сучковатой палке из дерева тсуги, медленно повертел ее в руках.

– Мне кажется, я уже усвоил его.

– Что?

Я погладил шишковатый набалдашник посоха и оглянулся на логово чудовища, скрытое среди теней.

– Когда дракон рассмеялся, со мной кое-что случилось.

– Точно, – согласился Бамбелви. – Хвост дернулся, и ты освободился.

– Нет, я имею в виду другое. Ты помнишь, как он смеялся? От души, искренне! И мне пришло в голову, ну, словом, что… каким бы хищным и кровожадным ни был дракон, он не является воплощением абсолютного зла. Иначе… он бы не мог так смеяться.

Бамбелви посмотрел на меня, как на сумасшедшего.

– Бьюсь об заклад, этот дракон хохотал каждый раз после того, как сжигал очередную деревню.

Я кивнул.

– Может, и так. Но было в его смехе нечто такое… этот смех навел меня на мысль… о том, что дракон, в конце концов, не так уж сильно отличается от тебя или меня. И что его жизнь тоже представляет ценность. Даже если мы не в состоянии понять, в чем эта ценность заключается.

Риа улыбнулась уголком рта.

Бамбелви, напротив, надулся еще сильнее.

– Я не понимаю, какое отношение это имеет к Уничтожению.

Подняв правую руку, перепачканную сажей, я прикоснулся к векам незрячих глаз.

– Видишь эти глаза? Они бесполезны. Навеки лишены способности видеть, обожжены, как и мои щеки. И знаешь, почему? Потому что я попытался убить другого мальчишку, сжечь его! Я не знаю, остался он в живых или нет, но я в этом очень сомневаюсь. Я хотел уничтожить его, стереть с лица земли.

Шут наморщил лоб еще сильнее.

– Я все еще не могу понять.

– Смысл вот в чем. Уничтожение иногда необходимо. Но, лишая человека, животное или другое создание жизни, ты должен заплатить за это. Ты можешь получить телесные раны. Или душевные. Так или иначе, ты расплачиваешься. Потому что жизнь любого существа это ценность.

Посох зашипел, охваченный голубыми языками пламени. Там, где только что была гладкая деревянная поверхность, я увидел выжженное изображение драконьего хвоста.

– С шестой Песней покончено! – воскликнула Риа. – Теперь тебе осталась только одна, Песня Видения.

Постукивая по верхушке посоха, я уставился на драконий хвост, изображенный рядом со звездой, обведенной кругом. Затем перевел «взгляд» на безжизненный пляж, черный, как яма, долго служившая очагом. В отчаянии посмотрел на темно-синие воды пролива и далекие пики, окружавшие Варигаль.