Дмитрий Скирюк - Руны судьбы [litres]

– Это только вы видите в своей пастве рабов, а вовсе не бог, священник, – ответил на это Лис. – Он звал своих прихожан, тех, кого он учил, друзьями: «Iam non dico vos servos quia servus, nescit quid facit dominus eius, vos autem dixi amicos» [54] «Вы друзья мои, я уже не называю вас рабами, ибо раб не знает, что делает господин его»; от Иоанна 15, 15. . Вы учитесь, так почему вы всё ещё рабы?

– Что же тогда свято для тебя, если не бог?

– Жизнь, – сказал Жуга, в который раз осматривая волынку. – А для тебя, похоже, смерть.

– Спасение души важнее смерти, – возразил ему монах. – Мы не просто пастыри, мы врачи, хирурги. Та боль, которой ты меня так попрекаешь, исцеляющая боль. Бо сказано: «Qui invenit animam, suam perdet illam, et qui perdiderit animam, suam propter me inveniet eam» [55] «Сберёгший душу свою, потеряет её; а потерявший душу свою ради меня сбережёт её»; от Матфея 10, 39. .

– Ну да, монах, ну да. А смерть важнее жизни. Ergo: чтобы спасти человека, надо прежде убить человека. Ты говоришь: «chirurgus sum» [56] Я врач ( лат .). , но за ножом хирурга следует выздоровление. А за твоим что?

– Мы врачуем души… – начал было монах.

– …и уничтожаете тела, – безжалостно закончил травник. – Не говори такие вещи лекарю, монах. Смерть это совсем не то, что ты о ней думаешь. Я знаю её слишком хорошо, я столько жизней вырвал из её клешней, что она меня уже, наверно, ненавидит. Убивая, ты никого не спасёшь. Себастьян?

– Что?

– Нам нипочём друг друга не переубедить. Твой бог это не мой бог. Тот бог, каким ты его себе представляешь, в моём понимании мой злейший враг.

За дверью долго молчали.

– Я не знал, что всё зашло так далеко, что ты так глубоко увяз в трясине зла, – сказал наконец отец Себастьян. Голос его был полон горечи. – Его величество король милостив. Ты ещё мог бы получить прощение.

– Я не слыхал ещё, чтобы король кого-нибудь простил, – отрывисто бросил травник. – Он слишком любит нас, простых фламандцев, чтобы просто так отказываться от наших денег и от нашего имущества. Да и вашему святому братству ведь тоже кое-что перепадёт, не так ли?

– Ты хуже мавра и иудея. Мне не придётся долго доказывать твою вину, несчастный еретик. Молись, чтобы тебя сожгли как можно скорее… Ломайте дверь.

На дверь, и без того сегодня пострадавшую, опять обрушились удары. Петли ощутимо поддались, даже стол немного сдвинулся. Похоже, нападавшие и в самом деле нашли бревно. Золтан с беспокойством снова покосился на Жугу.

– Она устоит? – спросил он.

– Не знаю, – травник покачал головой, прикрыл глаза и повёл перед собою открытой ладонью, будто ощупывал невидимую стену. Покачал головой: – Теперь уже не знаю. Похоже, щит оказался не так крепок, как я думал. Или…

Он опять сосредоточился и вновь пощупал воздух.

– Или – что? – переспросил его Хагг.

– Или мне кто-то мешает, – отрезал травник. – Кто-то ставит встречное заклятие. Но сейчас не об этом забота. Вино ещё осталось?

– Да, но при чём тут…

– Налей мне.

– В кружку?

– Ну не в поднос же!

– Шайтан тебя знает… – Золтан подчинился. – Дальше что?

– Дай сюда.

Из-за грохота им приходилось перекрикивать друг дружку. Фриц оказался между ними и теперь со всё возраставшим беспокойством ждал, что будет. Травник тем временем отложил заштопанную волынку. Зачем-то ему понадобилась тряпка. Он потянул к себе лежащий рядом свёрток мальчишки, подивился его тяжести, распеленал Вервольфа и повертел его в руках.

– Что тут у нас? – пробормотал он. – Стилет? – Он покосился на Фрица. Тот отвёл глаза. – Парень, ты что, собирался кого-то убить? Эй, погоди-ка… А клинок-то знакомый. Где я мог его видеть? Точно! – он хлопнул себя по лбу. – На том постоялом дворе! Значит, ты и был тем мальчишкой, которого они тогда поймали?

– Я, – Фриц не видел смысла отпираться. – Я в чулане сидел. Только я не убивал. Это Шнырь его ударил, а не я!

– Ладно, ладно, верю. А теперь сиди тихо и не мешай. Понял?

Он тронул пальцем лезвие, кивнул: «Сгодится», протёр как следует поднос и принялся царапать помятое олово. Остриё мизерикорда мерзостно заскрежетало. Фриц подлез было поближе, но Жуга подзатыльником отогнал его и погрозил кулаком. Дорисовал последнюю закорючку, затем установил на подносе подсвечник, а в подсвечнике свечу, зажёг их от камина и оставил стоять на столе. Сгрёб со стола остатки курицы, размял их в кулаке, как глину, натёр все дудочки волынки жиром, потом набрал в рот вина и обрызгал кожаный мешок со всех сторон. Эту процедуру он повторил несколько раз, пока вино не кончилось, а мех не намок так, что повис сосульками. Всё происходящее выглядело так, будто травник сошёл с ума. Золтан уже давно перестал понимать, что происходит, и целиком положился на травника, взяв на себя наблюдение за окнами и дверью.

Свеча на столе разгорелась и заплакала слезами плавленого воска, нацарапанные на подносе знаки стало заливать. Дверь уже еле держалась, Золтан то и дело с беспокойством на неё оглядывался. Похоже, травник был прав: либо заклятие старого щита и впрямь ослабело от времени, либо кто-то его разрушал.

– Золтан, – позвал Жуга, поднимая на руки волынку. – Золтан, мать твою!.. Спрячь кинжал и слушай меня. Убирай стол.

– Они же выбьют дверь!

– Тем лучше. – Травник пнул котелок, и чай залил огонь. – Так… Как только я начну играть, сразу идите за мной! Ты слышишь, Фриц?

– Слышу, – отозвался тот. – А зачем?

– Делай, что говорю! Ни на кого не смотрите, лучше глядите вниз, себе под ноги. Не думайте ни о чём и никого не трогайте… – Жуга посмотрел на растерянные физиономии Золтана и Фрица и в бессилии топнул ногой: – Яд и пламя! Ну я не знаю! Ну вообразите себе что-нибудь серое, что ли! Там слишком светло. Хагг! Присмотри за ним. Готовы?

– Нет! – вскричали оба.

– Начинаю!

Травник вскинул волынку, поймал губами мундштук и надул щёки. Поцарапанные лакированные дудочки рассыпались по его левому плечу неровным веером. Мокрый меховой мешок зашевелился.

Снаружи заругались, запыхтели, крикнули: «Наддай!», четыре пары ног затопали в разбег, затем раздался ещё один удар и дверь слетела с петель.

Своё дело Рутгер не то чтобы любил, но досконально знал и жертвы свои выслеживал, как зверь. Нередко это продолжалось месяцами. Он следил за ними днём и ночью, наблюдал за их работой и досугом, изучал все их привычки, все маршруты их прогулок и любимые места развлечений. Поджарый, холодноглазый, Рутгер и сам напоминал какого-то диковинного зверя в человеческом обличии. Но, как ни горячила кровь погоня или драка, как ни подгоняли время и заказчики, он всегда оставался расчётливым и осторожным. Наверное, именно поэтому он до сей поры был жив и слыл наёмником надёжным и удачливым. Однако никто не знал, что выше всех своих умений Рутгер почитал умение вовремя отступить и обождать. Поэтому когда мальчишка-побегушник сообщил, что травник объявился в «Синей Сойке» и сидит там уже час, он не стал спешить. От башни «Синей Сойки» в это время был только один путь – вниз по улице: ворота в городе давно позакрывали.