Ники Пау Прето - Корона из перьев [litres]

Со двора донеслись голоса и звон оружия. Вероника сразу вспомнила пение рожка, разбудившее ее.

– Мне надо идти, – сказала она. Помедлила, не понимая даже почему, но Вал и не пыталась задержать ее.

Снаружи под лучами раннего солнца лежал туман, размывающий силуэты и скрадывающий шаги.

Вскоре она ясно различила громкий голос коммандера и пошла на звук. Стоя на парапете, коммандер разговаривал с кем-то из стражей, а на соседней стене сидел Берик на фениксе.

Когда Вероника подошла ближе к толпе, к ней присоединился Тристан.

– Проснулся, – облегченно заметил он. Не Тристан ли отнес ее в постель и на этот раз? Вероника поспешила прогнать постыдные мысли.

– Ага, – ответила Вероника, даже не глядя в его полные тревоги глаза. – Все хорошо. Извини за вчерашнее. Безумные деньки выдались, и… я слишком устал.

– Понимаю. Я сам перенервничал, стоя перед коммандером. Даже голова слегка закружилась.

У Вероники скрутило живот. Так он все же ощутил ее вылазку в свой разум, хоть и не понял, что именно переживает. Какое облегчение, что он не увидел ее мысли так же, как это получилось у нее. Впрочем, чувство безмерной вины это унять не помогло. А вот Вал, судя по всему, искренне переживала: то, что натворила Вероника, – явление редкое и не особенно безобидное. Надо быть осторожнее.

Коммандер спустился по лестнице к собирающимся во дворе немногочисленным наездникам. Те наспех облачались в броню и вооружались. Подмастерья тоже пришли: помогали с ремнями и застежками, подносили колчаны со стрелами. Бледный и растерянный Эллиот помогал Фэллону застегивать наруч, тогда как Летам дрожащими руками раздавал меха с водой.

– Что происходит? – спросила Вероника.

– Да вроде над одной из прибрежных деревень виден столб дыма, – ответил Тристан, следуя за отцом через толпу. – Берик был в дозоре и заметил его, поднял тревогу – три раза подул в рог.

– И что это значит? Дома загорелись?

– Нет, это не дым от горящего дерева. Дым черный, а значит, подожгли траву и листья. Это сигнал, призыв о помощи.

– От наездников? – растерянно спросила Вероника. Она-то думала, что само их существование – тщательно оберегаемая тайна.

– Нет. Сигнал – предупреждение близлежащим деревням о том, что идут разбойники. Когда налет случается ближе к низине, мы не вмешиваемся: мало того, что вовремя не поспеем, так там еще и граница с империей слишком близко. Нельзя раскрываться. А этот сигнал подали из близлежащей деревни…

– Наездники ответят на призыв?

Тристан промолчал. Они оба подались ближе к коммандеру, чтобы услышать, что он говорит:

– …разобраться, не раскрывая дозор. Держитесь как можно дальше и не ввязывайтесь в драку без строгой необходимости.

– Скорей всего, это обычная разбойничья шайка, – сказал Фэллон, и остальные наездники согласно кивнули. – Я уверен, пока долетим – все уже закончится. Войдем в деревню пешими и, если что, поможем прибраться.

– Так высоко в гору разбойники еще не поднимались, – заметил Тристан, стоявший позади, и все обернулись. – Вы же вроде сказали, что сигнал из Рашли, а шайки выше Раннета прежде не совались.

Коммандер метнул в сына гневный взгляд. Наверняка еще злится за вчерашнее непослушание.

– Всегда бывает первый раз, – отмахнулся он. – Вылетайте немедленно и как можно скорее пришлите голубя с депешей.

Дозор помчался в сторону Гнезда к фениксам. Коммандер же наконец обратил все внимание на Тристана, и Вероника тихонько попятилась. Отец действительно еще злился на сына.

– Мне тут паника не нужна, – очень тихо, так что Вероника едва расслышала, произнес коммандер. – Оставь свои наблюдения при себе, ученик.

– Оставь свои наблюдения при себе, ученик.

Тристан так и знал, что отец не послушает его, особенно после вчерашнего противостояния у брачного вольера. Коммандер Кассиан не любил, когда в его приказах сомневаются, и еще меньше – когда их оспаривают на людях. Свидетелями вчерашнего спора стали Эрскен да Ник, но отцу и этого хватило. Как ни стыдно было признаваться себе, Тристан только порадовался обмороку Ника – друг очень вовремя лишился сознания, дав повод сбежать от отцовского гнева.

Впрочем, тот настиг Тристана сегодня. Тристан опасался, что небольшая выходка будет стоить ему повышения, но жалеть о содеянном отказывался. Пойдя против отца, он ощутил себя живым, а отпустив надежду на повышение, – удивительно свободным. Без страха лишиться чего-то он мог говорить и делать что вздумается, и отец не мог его остановить.

Разве что совсем прогнать его из наездников. Тристан тяжело вздохнул.

К счастью, тревожный сигнал позволил на время забыть всякие разговоры о брачном вольере.

Туман провисел почти все утро, окутывая Гнездо и крепость, точно зловещее облако. Обычно на стенах дежурили человек пять, но сейчас парапеты кишели стражниками: на стены отправили человек двадцать; еще больше – в поселок и на постоялый двор у подножья горы. Занятия отменили, ведь половина наездников – некоторые из них наставляли подмастерьев – умчались, да и опасно было летать на фениксах, когда поблизости неизвестная угроза.

Ради безопасности Гнездо Азурека закрыли: никто из местных, кто остался тут после праздника, не мог уже покинуть его. Рашли располагался на полпути к вершине – чересчур близко и удобно для разбойничьего отряда.

Тристан злился, оно и понятно: рассылай они больше дозоров, предотвратили бы нападение. Но и опасения отца он понимал: силы слишком растянулись бы, – однако чем дольше Пира оставалась без прикрытия, тем больше было шансов, что империя здесь закрепится.

Занять себя Тристану было нечем – ни уроков, ни обязанностей, – и он спустился к Нику в вольер. Птицы вели себя возбужденно и неспокойно, пытались клюнуть Ника, когда тот просовывал им еду в клетку. Со временем беспокойство их только крепло: день-то шел, а на волю порезвиться их не пускали.

Зато Ник повеселел: с улыбкой наблюдал, как новый феникс общается с другой самкой – отец вроде бы назвал ее Ксоланте, – и даже смеялся, когда они игриво щипали и щекотали друг друга. На сердце у Тристана потеплело. Он верно поступил, выступив против отца, против клеток для случки. И не важно, чего это стоило ему лично.

Тристан как мог помогал Нику исполнять обязанности, ведь Эрскен ушел присматривать за питомцами наездников. Правда, от него тут скорее было больше вреда, чем пользы: всякий раз, как сверху доносился звон отбивающего часы колокола или крики и шум, с которым работали слуги, он поднимал голову и напряженно прислушивался, опрокидывая бочки с едой или врезаясь в Ника.