Дмитрий Байкалов - Звездная пирамида

Илона, вновь появившаяся в рубке, тоже не раскрыла рта. Она была очень занята – дулась и страдала.

Корабль опустился на обширную бетонную площадку и сейчас же доложил пилоту, что слой бетона под ним имеет толщину не менее десяти метров, бетон армированный, высшего качества. А под бетоном еще слой щебня такой же примерно толщины.

– Чего ты шепчешь одному мне? – проворчал Цезарь. – Говори уж так, чтобы всем слышно было. Секрет, что ли?

«Топинамбур» сейчас же повторил насчет бетона, а потом сообщил данные о составе и плотности атмосферы, силе тяжести на поверхности планеты и ее магнитном поле. Немного помедлил и добавил, что в пробах воздуха опасных для человека микроорганизмов не выявлено.

– Макроорганизмов тоже что-то не видно, – флегматично добавил Ной, обозревая окрестности.

Площадка помещалась вне черты поселения. Со стороны геометрического населенного пункта к ней вела бетонированная, идеально ровная и тщательно выметенная дорога, и не наблюдалось на той дороге ни спешащих на встречу с инопланетными пришельцами людей, ни помогающих им спешить движущихся механизмов, ни собак или иных домашних животных, любящих принимать участие в поднятой людьми кутерьме, – словом, вообще никого. Микроорганизмы, вероятно, присутствовали, но кто станет интересоваться микроорганизмами, если он не инфицирован ими или не биолог?

– Будем ждать? – спросил Ной и зевнул.

– Ты что-то предлагаешь? – осведомилась Семирамида.

– Я? – Ной пожал плечами. – Ничего я не предлагаю. Ждать так ждать. Может, и дождемся чего-нибудь. Только если дождемся какого-нибудь дерьма, то я не виноват.

– Ты никогда ни в чем не виноват, – заметила Семирамида. – Как что, так всегда кто-то другой виноват, а не ты.

– Что ж поделать, если так оно и есть?

– Да? А на Даре кто пытался облапошить местных?

– Я тогда был болен, – сухо сказал Ной, покосившись на Илону.

– У тебя эта болезнь в хронической форме!

– Тихо, тихо! – прикрикнул Ипат. – Кто-то едет. Вон там…

– Не кто-то, а что-то, – поправила разгоряченная Семирамида.

Никто не стал с ней спорить.

По дороге со стороны геометрического поселка в самом деле двигалась вереница машин непривычного вида. Отсвечивающие полированным металлом, полусферические сверху, а снизу, должно быть, плоские, подвешенные то ли на антиграве, то ли на воздушной подушке, они скользили быстро и целеустремленно. Достигнув посадочной площадки, машины разделились на две вереницы и окружили площадку по периметру, где и замерли на идеально выверенном расстоянии друг от друга.

– Жуки какие-то, – промолвил Ипат, разглядев машины как следует. – Усов только нет, а так – жуки. А где люди?

– Может, внутри этих жуков? – подал голос Цезарь, и великое сомнение прозвучало в том голосе.

– А почему не выходят?

– Боятся, – сказала Семирамида.

– Стесняются, – предположила Илона.

– А почему вы решили, что тут вообще живут люди? – спросил Ной.

– А кто? – крикнула Семирамида. – Коровы? Кого мы в поселке на улицах видели, когда садились?

– Я это к тому, что, может, люди тут не главные, – сказал Ной. – Кто их знает. Может, они только слуги, а хозяева планеты – вот эти… жуки.

– Это машины-то? – хмыкнул Цезарь.

– А что? Кем ты был для «Блохастика», когда он унес тебя с Альгамбры? Хозяином, что ли? Боюсь, что мне придется вести переговоры с этими вот жуками…

– Смотрите, смотрите! – встрепенулась Илона. – Они меняют цвет!

Действительно, металлические полусферы, окружившие «Топинамбур», вдруг разом потемнели, затем заиграли радужными цветами и вдруг сделались зыбкими, а воздух над ними задрожал, как над кипящим котлом. В один миг дрожание распространилось вверх и сомкнулось в зените. Кусая губы, Цезарь уперся лбом в стенку рубки – впитывал поступающую от корабля информацию.

– Какое-то силовое поле, – сказал он, на миг отвалившись от стенки. – Тип поля кораблю неизвестен.

– Мы под колпаком, – констатировал Ной.

Цезарь только плечами пожал: мол, ну и что, «Топинамбуру» не помеха никакое силовое поле, он этими полями питается. Повинуясь мысленному приказу, корабль плавно взмыл над посадочной площадкой, но вместо того чтобы проесть дыру в препятствии, задрожал и камнем рухнул вниз, остановив падение лишь перед самым бетоном. Илона охнула. Семирамида вымолвила всего одно слово, но такое, которое в других обстоятельствах могло бы смутить даже Ноя.

Воздух над «Топинамбуром» дрожал. Дрожал мелкой дрожью и сам «Топинамбур»; затем вдруг размяк так, что даже потолок рубки просел, а стены, вмиг потеряв прозрачность, слегка оплыли, как воск на солнце. Цезарь застонал: кораблю – его кораблю! – было худо.

– Сделайте что-нибудь! – завопила Семирамида.

Цезарь не ответил: привалившись лбом к оплывшей стене как бы в намерении не то подпереть ее, не то забодать, он разговаривал с кораблем. По-видимому, результаты переговоров оказались неутешительны: потолок рубки еще немного просел, и на нем выросло два сталактита.

– Выпустите меня отсюда! – завизжала Семирамида.

Ной втянул голову в плечи. Ипат, почти упершийся головой в провисший потолок, неуклюже ворочался всем корпусом, затем, приняв решение, подставил руки и попытался вернуть потолок в исходное положение, для чего напряг все мышцы и закряхтел. Потолок остался на месте, но корабль перестал дрожать.

– Так и держи! – закричал Цезарь.

Зачем надо держать, он не сказал – то ли очень испугался, то ли почувствовал какие-то изменения в состоянии «Топинамбура».

Ипат поднатужился. На его широкой крестьянской спине вздулись бугры мышц, на шее выступили синие жилы, лицо побагровело. С треском порвалась под мышками рубаха. Потолок не приподнялся и на миллиметр, но вроде бы и не опускался. Где-то в самой сердцевине «Топинамбура» шла внутренняя борьба, и командир корабля решительно примкнул к светлой стороне в этом гражданском конфликте. Над Семирамидой начал было расти третий сталактит, но раздумал и понемногу втянулся обратно в потолок.

– Ага! – ликующе выкрикнул Цезарь. – Действует! Ты держи, держи!..

Ипат держал. Казалось, стоит ему дать слабину, как разразится катастрофа галактического масштаба. Что там несчастный маленький «Топинамбур» – бери шире! По всей обитаемой Вселенной зарыдают женщины, потерявшие мужей, ядерный огонь сожрет поля и комбинаты синтетической пищи и неизвестно сколько обитаемых планет перейдет в разряд стерильных. Но Ипат держал, и все, особенно Илона, смотрели на него в немом восхищении, один лишь Цезарь был слишком занят, чтобы восхищаться, и к тому же не любил заниматься этим делом, но и он показывал командиру большой палец.