Евгений Мисюрин - Ловушка для папы [СИ]

Когда попутчики заявились в лагерь впервые, тут занимались не больше двух сотен новобранцев. И все они попали так же – услышав глашатая в Фесе. Правда, как потом узнал Иська, три четверти соблазнившихся дюжиной реалов в год, сбежали в первые недели. На деле оказалось, что дюжину, причём не реалов, а чуть более дорогих османских алтын, платят только тем, кто сдал боевые и спортивные нормативы, а таких был лишь один из дюжины. Остальных хоть и одели в бесплатную пятнистую форму, кормили трижды в день, но платили только пять османских акче в месяц, чего хватало на пару чашек кофе и кальян в лавке раз в неделю. Зато гоняли так, что тренировки у дона Совиньи показались бы лёгкой прогулкой. Потому много новобранцев сразу же отсеялось. Одного такого он и сам увидел на второй день пребывания. Сразу после утреннего построения какой-то осман уселся, поджав ноги, на выделенную ему койку и, покачиваясь взад-вперёд, как неваляшка, затянул:

– Рота отбой… Рота подъём… Зачем Дамиру нужен такой спать? Дамир идёт домой.

И тут же бросился за ворота, которые здесь назывались контрольно-пропускным пунктом, или сокращённо КПП.

В первый же день мальчика очень удивило, что все инструкторы в лагере говорили по-русски, правда, с непривычным акцентом, и не всегда понятным построением фраз. Но это казалось странным только первые три дня. Через неделю он и сам за собой начал замечать, что произносит не «ежели», а «если», не «сидоша», а «сидя», и ещё много непривычных ранее мелочей. Как раз тогда Свиньин хитро подмигнул другу и спросил:

– Ну что, не считаешь теперь, что зря русский учил?

– Лучше бы ты их поучил, – пробурчал усталый юноша. – Все, как есть, неверно балакают. И откуда только такие выискались?

Он теперь постоянно чувствовал себя усталым. С первого дня. И думал, что, если бы не месяцы занятий с Василием Лукичом, не выдержал бы здешнего режима. Сбежал, как те слабосильные три четверти новичков. Ведь даже передвижения по территории лагеря приходилось совершать или в строю, или бегом, и никак иначе. Каждое утро начиналось с длительной, на полчаса пробежки, затем силовые тренировки, фехтование, ручной и огненный бой.

Огненный бой вообще стал для Совенко откровением. До этого он видел пищали, и даже как-то стрелял из пистолей у Свиньина. Но это оказались громоздкие, медленные, неточные и неудобные устройства. Да и сам друг сказал, что полагаться на них не стоит. Гораздо более надёжными окажутся верная шпага и кинжал. А здесь всё было наоборот. При тактике основной упор делался на применение, как называли инструкторы, «огнестрельного оружия».

Через неделю, глядя на подготовку мальчика, командир роты, лейтенант Ветка Дубов, поставил его командовать отделением, и служба пошла ещё тяжелее. Тем более, Василия Лукича, с которым можно было иногда обсудить что-то, а то и попросить совета, перевели в другое подразделение. Куда – неизвестно. А на Хесуса свалились девять ленивых, слабосильных, а главное, тупых, как оглобли, подчинённых. Теперь нельзя было после построения просто заниматься своими делами, после отбоя лениво плюхаться в постель. Нет, приходилось думать, как довести своих бойцов до уровня остальных отделений. Например, бербер Айсул никак не хотел признавать над собой власть безусого мальчишки, Он потерял на родине всех родных, пришёл в Фес почти босой, одетый в рванину и без гроша за душой, но молодого командира отделения всё равно не желал ставить выше себя.

Хесус никак не мог заставить этого гордого оборванца хотя бы молчать в строю, пока не догадался вызвать его после отбоя на поединок один на один. На следующий день бербера как подменили. Он показывал образец строевой дисциплины, а форму одежды нарушал лишь налившийся синяк на левой скуле. Дисциплину Совенко подтянул, но со спортивной подготовкой у всего отделения дела шли плохо, и юноша, жертвуя свободным временем, проводил дополнительные тренировки по ручному бою, силовой подготовке, и приёмам тактики.

И вот сегодня впервые Дубов похвалил его отделение. Перед строем, перед всей ротой. Поставил его в пример и даже пожал руку. Хесус заметил краем глаза, как засветились радостью глаза его подчинённых. Тогда же он рискнул спросить, не знает ли ротный, где его друг – Василий Лукич Свиньин.

– Зайди в лавку в свободное время. Я как-то его там видел.

В обеденном зале было многолюдно, но тихо. Лишь по углам вполголоса говорили по-русски, по-арабски, по-турецки, а в одном месте молодой человек услышал даже кастильскую речь. Свиньина он увидел сразу, но не узнал. Друг сидел за столом в пятнистой, как и у Хесуса, форме, склонив голову на деку кастильской гитары и негромко пел:

И тут Василий Лукич увидел Хесуса, отложил инструмент, и улыбнулся. Со всех сторон сразу же послышался недовольный гул, но Свиньин встал и помахал перед собой рукой.

– Нет, уважаемые. Хватит на сегодня. Видите, друг ко мне пришёл.

Они говорили долго и, казалось бы, ни о чём, но юноше стало гораздо легче на сердце. Вышли из лавки через добрый час, когда внутренние ходики подсказали обоим, что вечернее построение уже близко. Встали на пороге, вдыхая такой сладостный после кальянного дыма, воздух. Хесус долго смотрел в вечернее ультрамариновое небо, на востоке которого уже замигали самые смелые звёздочки, и заметил:

– Я и не знал, что ты музыке обучен. Мне бы так…

– Эх! – Василий Лукич сладко потянулся, разминая затёкшие за столом плечи. – И почему люди не летают, как птицы, а Исайка?

Он хитро улыбнулся молодому человеку, не отвечая, впрочем, на его вопрос. Да и сам Совенко тут же забыл неожиданное высказывание Свиньина.

Вспомнил о нём лишь утром, когда после завтрака, как всегда простого, но сытного, его вызвал сам лейтенант Дубов. Командир нашёлся за штабом, на огороженном заднем дворе. Он смотрел на странную половинчатую повозку на двух тонких, состоящих из блестящих спиц, колёсах, расположенных друг за другом. Впереди у повозки были прикреплены рога, вроде воловьих, следом шло кожаное сиденье, за ним ещё рога и ещё сиденье. Дубов ловко перекинул ногу через железную раму, и вдруг повозка сама побежала по заднему двору. Сделала круг, и через минуту уже стояла перед Хесусом.

– Садись сзади, – приказал лейтенант.

Молодой человек неловко закинул ногу, стараясь ничего не сломать – повозка выглядела хрупкой. Аккуратно пристроил седалище на кожаную кнопку сиденья и ухватился руками за выступающие из рамы рога.

– Это велосипед, – пояснил Дубов. – Держись крепче, сейчас поедем. И крути педали.