Евгений Мисюрин - Ловушка для папы [СИ]

Василий с шипением отстранился, вполуха выслушал торопливые извинения, и нырнул в заросли.

Несколько шагов по устланной листьями редкой траве, прыжок, ухватиться за ветку, и, как говорил лейтенант Дубов, на второй этаж. Прыгать по веткам куда удобнее, тем более, при определённой сноровке не стоит бояться случайного треска под ногой.

А вот и караульный. Молодой мальчишка, лет семнадцати, тоже в жилете на «босу грудь», сидит чуть ниже Свиньина, на малюсенькой площадке из неошкуренных брёвнышек, закамуфлированную со стороны тропы уже начинающими увядать зелёными ветками. Ай-яй-яй! Кто же так прячется? Дерево-то – липа, а маскировка с ясеня. Стоит чуть приглядеться, становится ясно, что кто-то свил там гнездо, и это явно не птица. Сидит себе в полудрёме, облокотившись подмышкой на стоящий на прикладе большой арбалет. Теперь нужно прикинуть, как этого языка взять. Ведь неизвестно, как далеко отсюда основная база разбойников.

Василий едва успел приноровиться для прыжка, как из глубины леса послышались шаркающие, тяжёлые шаги. Он прижался к стволу дерева и постарался смотреть вокруг боковым зрением, не фокусируясь ни на чём. По опыту известно, что многие чувствуют прямой взгляд. Включая его самого. Через минуту на тропе показалась абсолютно раздетая, босая, измождённая женщина неопределённого возраста.

Сначала Василий решил, что она обмотана красно-синей верёвкой, и только когда обнажённая подошла, смог разглядеть, что это рубцы от ударов. Всё тело бедняжки оказалось иссечено то ли кнутом, то ли плёткой. Багровые полосы были на укрытых спутанными, серыми от пыли, волосами, плечах, на обвислой, похожей на два пустых кожаных мешочка, груди. Красными и синими вздувшимися следами пересекались руки и ноги несчастной. В руке, за привязанную верёвочную ручку, женщина держала глиняный горшок, из которого торчала индюшачья нога. Нос бедняжки то и дело склонялся в сторону благоухающей ноши, но носильщица так и не посмела не то, что попробовать варево, но даже понюхать его. Не скрываясь, она дошла до поста и, не обращая внимания на острые ветки, спокойно, будто никакой преграды и не было, прошла сквозь кусты. Некоторое время женщина сражалась с самодельной лесенкой, затем всё-таки поднялась на площадку. Караульный уже ждал её, в нетерпении переступая с ноги на ногу.

– Скотина! – раздался молодой, чуть подпускающий петуха голос. – Ты же мне весь сапог залила! А ну, сволочь, вылизывай, если не хочешь, чтобы я тебя прямо здесь на куски порезал!

Сверху было отлично видно, как несчастная женщина, чуть не вдвое старше мальчишки, покорно склонилась перед ним, цепляясь спутанными волосами за плохо срубленные сучки. У Василия от гнева перехватило дыхание. Он, не целясь, ухватился руками за ближайшую ветку и прыгнул вниз. Уже в полёте Свиньин заметил обращённое к нему, объятое ужасом лицо юного разбойника. Потом послышался хруст…

Выбравшись из-под обломков разбитого в дребезги гнезда, Василий увидел покорно стоящую рядом женщину. Караульного видно не было. Он нашёлся чуть позже, под ветками, со сломанной шеей. Да уж, подумал Свиньин, взял языка, называется. Оставалось пользоваться тем, что есть.

– Ты кто? Как тебя зовут? – по возможности ласково спросил он.

Пленница стояла молча и неподвижно, как истукан. Василий хотел её растормошить, но побоялся задеть многочисленные рубцы на теле, поэтому лишь продолжал говорить.

– Ты знаешь, где логово этих тварей? – он кивнул на бездыханного мальчишку. – Сколько их там? Чем вооружены?

Женщина, не говоря ни слова, опустилась на траву. В её взгляде был смешанный с равнодушием, привычный страх. Она дышала ровно, будто ничего особенного и не произошло, лишь с постепенно возникающим интересом смотрела на своего то ли спасителя, то ли очередного пленителя. Наконец, в глазах несчастной появилось что-то человеческое. Медленно, будто сомневаясь, она подняла веточку и начертила перед собой палку-палку-огуречик. Подумала, и добавила в руки схематичному человечку топор, состоящий из линии, пересекающей треугольник, и меч в виде креста с короткой перекладиной.

– Это они, бандиты? – понял Василий. – Сколько их?

Женщина нарисовала рядом ещё одну линию. Потом ещё… Вот уже ровно двадцать восемь коротких бороздок следуют по земле за схематичным человечком. Потом пленница задумчиво посмотрела на разрушенное гнездо и стёрла последнюю линию.

– Двадцать восемь человек, да?

Она, не выказывая ни согласия, ни отрицания, вновь взялась за свой «стилус». Чуть ниже «огуречика» появился треугольник с торчащими снизу ножками и увенчанный кружком головы. Женщина ткнула в него пальцем, затем приложила руку к своей голой груди. И вновь палочки рядом. Восемь штук.

– И восемь пленниц?

Женщина отрицательно помотала головой и вновь стёрла последнюю линию.

– Восьмая, это ты?

О, кивок. Уже какой-никакой, а прогресс в общении. Стоит закрепить. Василий порылся в обломках поста, и вытащил на свет кувшин с обедом. Тот почти не пострадал. Правда, валялся сосуд на боку, к тому же от него откололся длинный треугольный, похожий на кинжал, осколок, но варева внутри ещё оставалось немало, да и варёное индюшачье бедро сохранилось.

– Давай поедим, – предложил Свиньин.

Глаза пленницы загорелись неподдельным интересом. Она закивала головой и, не вставая, придвинулась ближе. Пара минут ушла на то, чтобы выстругать грубые подобия ложек, и вот уже парочка, смачно чавкая, поглощала случайную добычу. На половине Василий отодвинул горшок в сторону.

– Пока хватит. Там, дальше на дороге, стоит наша телега. Иди к ней. Там девушка. Её зовут Мария. Доедите вместе с ней, она тоже голодная. Ты поняла?

– Да, сеньор, – еле слышно ответила пленница.

– О, да ты ещё и разговариваешь! Вот и отлично. Расскажешь потом старосте в селе, что здесь происходит, чтобы моему докладу больше веры было.

– Они знают, – вновь чуть слышно. – Я сама из этого села. Банда Мигеля уже третий месяц нас держит.

– Ну вот и разговорилась. Это хорошо. Тебя как зовут?

– Ибби, сеньор. Исабель.

– Вот и иди, Исабель, накорми Марию. А после мы отвезём тебя домой.

Он в два прыжка забрался на «второй этаж», некоторое время смотрел, как бывшая пленница своей усталой, шаркающей походкой движется по тропе, то и дело, воровато оглядываясь, ныряя самодельной ложкой в горшок, затем хмыкнул, и двинулся в указанном направлении.

Вот и домик. Немаленький, саженей по шесть-семь в каждую сторону. Наполовину вросшие в землю, покрытые зелёным мхом брёвна. Тяжёлая, явно недавно поставленная дверь, окна-бойницы. Такой с наскока не взять. А вот крыша ему как раз подходит – крытая корой и щедро усыпанная прошлогодними листьями. У двери, яростно дёргая рукой в мотне домотканых штанов и прислонив ухо к узкой щели, напряжённо ждёт ещё один охранник. Фу, бесстыдник. Василий поморщился, проверил пистолеты, взял в правую руку нож, и, распластавшись, прыгнул на крышу.