Бернхард Хеннен - Огненная сага [litres]

– Нам обязательно это делать?

Брови кондотьера нахмурились.

– Семнадцать погибших – это не так много. Смерть – это наше ремесло. Дело в том, как они умерли. Наемники – суеверная шайка. Этой ночью их мораль пострадала. Вам следует найти несколько трогательных слов, когда моих людей будут опускать в могилы. В противном случае боевая сила отряда сократится вдвое.

Нандус знал, что Вольфхард был прав, но ему не нравилось, что кондотьер брал на себя командование.

– Конечно, я выполню обязанности священника. Возьмите мертвых и переместите военный лагерь. Расстояния в три мили от Арборы должно быть достаточно. Наверняка даже самые измученные среди ваших людей предпочтут видеть город лишь издалека.

Вольфхард кивнул:

– Мудрое решение. Я прослежу, чтобы люди, находящиеся в лагере перед городскими воротами, отошли. Мы должны дать им день отдыха, прежде чем пойдем дальше.

– Так и сделаем.

Кондотьер со своими телохранителями присоединился к последним спустившимся с корабля воинам.

Нандус наблюдал, как маленькое каботажное судно отдавало швартовы. Мужчина на корме помахал ему в знак приветствия, пока другие моряки длинными шестами отталкивали корабль от стенки набережной.

Тишина опустилась над гаванью. Клепки разбитых бочек, разорванные веревки, забытый сапог – это были последние свидетельства того, что на одну ночь жизнь вернулась в город, который его отец приговорил к смерти.

Непривычное чувство грусти охватило Нандуса. Возвращение сюда было не таким, как он ожидал. Трижды в течение ночи ему пришлось изгонять призраков. Так он сделал себе имя среди закаленных наемников, и это принесет ему пользу в предстоящих сражениях. И все же…

Он покинул причал в сопровождении двух телохранителей.

После бесцельного хождения ноги Нандуса привели его к октагону отца. Массивная восьмиугольная храмовая башня все еще хорошо сохранилась. Правда, купол и часть задней стены обрушились, но в целом тяжелая кладка выстояла под натиском времени и огня.

Нандус вошел через главный вход и направился к алтарному камню, возвышающемуся посреди храма. Ладонью он отмел обломки в сторону и обнаружил почерневшую лужу застывшего серебра – лунный диск, который когда-то украшал алтарь.

В высоком храмовом зале все еще стоял глубокий мрак. Он посмотрел на проход, который вел к прилегающему палаццо. Умер ли его отец здесь? Посреди своего храма? Или же на городской стене, с которой он сбросил каменную плиту?

О падении Арборы существовало бесчисленное количество сказок, но достоверно никто ничего не знал. Что происходило в городе в последние несколько часов? Почему его отец не нашел другого выхода? Так много вопросов… Но не они были причиной печали, которая не хотела отступать.

Нандус пристально посмотрел в темный дверной проем. Он надеялся встретить дух своего отца. Он хотел попрощаться. Нандус не мог забыть, что последние слова, которыми они с отцом обменялись, были шутки про старого кота.

Он всегда восхищался своим отцом. Люцио знал ответ на каждый вопрос, был смелым и мудрым. Он был его путеводной звездой. Без него Нандус всегда сомневался, по правильному ли пути он пошел в жизни. Всего несколько слов с отцом принесли бы ему такое облегчение.

Нандус снова взглянул на пустой дверной проем. Но в руинах, которые когда-то были его домом, не было мерцающего голубого света.

Встретил ли бы он своего отца, если бы не последовал зову Вольфхарда и не отправился в порт?

АРБОРА, ПАЛАЦЦО ТОРМЕНО, РАССВЕТ, 21-Й ДЕНЬ МЕСЯЦА ЖАРЫ В ГОД ВТОРОГО ВОСХОЖДЕНИЯ САСМИРЫ НА ПРЕСТОЛ

Волоча ноги, Маттео пересек небольшой дворик позади октагона. Он чувствовал себя на удивление изможденным, но, по крайней мере, к нему вернулись обоняние и слух. Его терзало беспокойство, которое он не мог объяснить.

Опустошение, увиденное им в первом сером свете дня, наполнило Маттео глубоким удовлетворением. Жизнь Люцио тоже была разрушена. Теперь пришла очередь проклятого верховного священника! Он представил, как схватит его за голову и раздавит ее так же, как сделал с мародером.

Маттео неуклюже протиснулся мимо колодца. Его конечности, казалось, были вылиты из свинца.

Он вошел в палаццо семьи Тормено. Прихожая с лестницей была полна обломков, которые хрустели под ногами. Он провел рукой по лицу. Маттео показалось, что между его рукой и лицом находилась подушка. Интересно, как он выглядит?

Он почувствовал запах гусиного жира. Им натирали доспехи и клинки, чтобы не допустить ржавчины. Должно быть, совсем поблизости находился воин. Чувство эйфории нахлынуло на Маттео. Он вспомнил выражение лица мародера, которое появилось у него, когда его удар киркой не возымел никакого эффекта. Видеть это отчаяние было подобно эликсиру жизни. Он хотел снова убить, чтобы насладиться ужасом своей жертвы. Обмазать себя кровью…

На мгновение он остановился, озадаченный возникшими у него мыслями. Что с ним произошло?

Кто-то разговаривал совсем рядом. Он не мог разобрать слов, но это был высокомерный тон уверенного в собственной непогрешимости верховного священника. Он был тут! Настолько близко, что к нему можно было прикоснуться!

Маттео неповоротливо прошел по коридору к двери, за которой лежала маленькая приемная, примыкающая к октагону. Он вспомнил, что бывал здесь раньше. Это была комната с красивыми витражами и великолепными фресками, но от них ничего не осталось. Штукатурка обвалилась со стен, окна потрескались от пожара.

Через дверной проем на другой стороне небольшого помещения он мог видеть октагон. Он был там! Люцио Тормено. В полном вооружении, с черным плащом на плечах, он стоял перед алтарем. Его волосы побелели.

Маттео сжал кулаки. Он не проломит голову верховному священнику. Смерть Люцио должна быть медленной. Конечность за конечностью, он выжмет из него все соки и насладится ужасом священника.

Маттео вошел в комнату.

Золотые лучи утреннего солнца упали через пустые окна.

Внезапно перед глазами Маттео снова предстал горящий город. Пламя, вздымающееся до небес, жгучий жар на его коже… Он отпрянул, отошел в тень дверного проема и невольно отвел взгляд.

Это всего лишь солнечный свет, прошептал его разум. Но этот разум не управлял его конечностями. Он отступил еще дальше. Ему нужно было темное место, где бы он смог укрыться от огня. Убежище вроде клоаки, в которой он умер.

Его разум восстал против этого безрассудства.

Одновременно он вспомнил последние мгновения своей прошлой жизни. Он почувствовал, что не может дышать. Ощутил, как все вокруг него объяло нестерпимым жаром… Он не мог пройти через этот свет!

«Какой вред свет может причинить телу из грязи?» – кричал его разум. Но он отступил еще дальше.