Соман Чайнани - Кристалл времени [litres]

Но первым делом Хорту и Николь нужно было решить проблему с одеждой, поэтому белка и воробей отправились осматривать соседние дома до тех пор, пока не нашли в одном из них открытое окно. Забравшись внутрь и порывшись в шкафах, Хорт и Николь спустя несколько минут уже появились на улице в человеческом облике, одетые как большинство жителей Фоксвуда, и постучали в дверь дома номер 62 по Стропшир роуд. Постучали и, изобразив на лицах лучезарные улыбки, принялись ждать, когда им откроют.

Очень скоро на пороге появилась симпатичная женщина, вероятно, хозяйка дома. На носу у нее поблескивали очки в тонкой золотой оправе, на шее висела цепочка с монеткой, на которой был изображен Лев.

– Чем могу помочь? – спросила она.

– Вы, наверное, Розамунда? – сказала Николь.

– Да-а, – удивленно протянула женщина.

– Очень рады вас видеть, – еще шире улыбнулась Николь. – А мы из «Фоксвудского Форума» .

– Делаем репортаж о детских годах короля Райена, – добавил Хорт.

– И поскольку вы его мама, мы подумали, что правильнее всего будет начать со встречи с вами, – подхватила Николь.

– Вы, должно быть, очень гордитесь своим сыном, – проворковал Хорт. – Вы позволите нам войти?

– Э… – заморгала Розамунда. – Боюсь, что здесь какая-то ошибка. Я не мать короля Райена.

– Но король Райен дал нам именно ваш адрес, – оторопел Хорт.

– Вот как?.. – Розамунда задумалась, затем решительно тряхнула головой. – Ну, что ж, в конце концов, это было уже давно. Думаю, никому не будет вреда, если я вам все расскажу. Тем более, если сам король дал вам разрешение… Так вот, когда Райен был еще мальчиком, мы договорились с его матерью, Элли. Они жили прямо напротив нас, на той стороне улицы. Дом номер 63. Элли рассказала мне и моему мужу, Леваю, что приехала в Фоксвуд, желая скрыться от отца мальчиков. И что мы спасем ей жизнь, если будем говорить всем, кто будет спрашивать, что это наши мальчики, наши сыновья. Элли очень не хотела, чтобы отец мальчиков нашел ее и своих сыновей. Боялась этого. И я, разумеется, очень хорошо понимаю ее теперь, когда знаю, что она растила будущего короля Камелота и его брата.

– Вы сказали, что ее звали Элли? – спросил Хорт.

– Так она мне назвалась, во всяком случае, – ответила Розамунда. – Но она была очень скрытной, так что не удивлюсь, если это окажется ненастоящее ее имя.

– Долго она здесь прожила? – продолжала расспрашивать ее Николь.

– Мм… лет десять, я думаю. С последних месяцев беременности и до того, как устроила мальчиков в школу. После этого она уехала, и я ее больше никогда не видела. Целая вечность с того времени прошла.

– А какая она была из себя, эта Элли? – в свою очередь, задал вопрос Хорт.

– Высокая, худая, волосы темные. Красивый рот, густые брови. Во всяком случае, именно такой я видела ее в последний раз, – сказала Розамунда. – От моей помощи она всегда отказывалась, о себе или о своих мальчиках никогда ничего не рассказывала, да и из дома они все редко когда выходили.

Хорт посмотрел на Николь, читая все по ее лицу. Ну, конечно. Высокая, худая, темные волосы… Точный портрет домоправительницы Тедроса, леди Гримлейн .

Хорт неожиданно вспомнил, как сын госпожи Гримлейн сказал ей перед тем, как увести с собой в парк своего младшего брата: «Ты говоришь точь-в-точь как тетушка Гризелла…»

«Гризелла, – подумал Хорт. – Гризелла… Элла… Элли».

Должно быть, леди Гримлейн вырастила здесь мальчиков втайне от всех, определила их в дом Арбед, после чего вернулась к своей работе в замке Камелот.

– Так вы говорите, Элли жила в доме 63? – переспросил Хорт, оборачиваясь к Розамунде.

– Да-да, вон там, – она указала на дом, стоявший на другой стороне улицы. – Он с тех пор так и пустует. И смотреть там совершенно не на что.

Спустя несколько минут, как только Розамунда возвратилась к себе, Хорт и Николь были уже внутри дома номер 63.

Проникнуть в него им не составило никакого труда, поскольку входная дверь сгнила и треснула, а замок на ней был давным-давно сломан. Впрочем, смотреть в этом доме, как справедливо заметила миссис Розамунда, действительно было не на что. Здесь от прежних жильцов не осталось ничего – ни мебели, ни одежды, ни мусора, ни хлебных крошек. Даже стены и полы были побелены или перекрашены, словно Гризелла Гримлейн стремилась не оставить ни малейших следов после себя и своей семьи, которая жила здесь.

– Розамунда была права, – вздохнул Хорт, прислонясь к дверце шкафа. – Ничегошеньки.

Снаружи послышались голоса. Николь осторожно выглянула в окно и увидела трех фоксвудских полицейских в красной форме. Они шли по улице, стучали в каждый дом и раздавали хозяевам довольно грубо набросанные от руки портреты Хорта и Николь.

У Николь засветился кончик пальца.

– Пошли, – прошептала она Хорту, могрифицировала в воробья, выбралась из груды своей упавшей на пол одежды и поскакала к двери.

Хорт закрыл глаза, готовясь вновь превратиться в белку и выскочить вслед за Ник на улицу, но…

…но тут он услышал странный стук.

Он доносился из шкафа, прислонившись к которому недавно стоял Хорт.

Рат-а-тат-тат.

Рат-а-тат-тат.

Хорт открыл глаза.

Снова шорох. Снова постукивание.

И вновь с внутренней стороны дверцы шкафа.

У Хорта мурашки побежали по коже.

«Беги , – кричал ему внутренний голос. – Немедленно беги отсюда» .

Хорт двинулся к шкафу.

– Что ты делаешь? – прошипела Ник-воробей. – Они же нас поймают!

Но Хорт уже протянул свою руку. Сердце бешено колотилось у него в груди, но его ставшая липкой от пота ладонь уже легла на ручку дверцы, потянула ее…

Из шкафа выпорхнула синяя бабочка – тощая, иссохшая, она бешено заложила вираж вокруг головы Хорта, вложив в него последние остатки своих сил, и…

И упала мертвой к его ногам.

На мгновение Агате показалось, что она лежит на облаке. На самом деле облако оказалось целым морем белых подушек, наваленных на пол в элегантно обставленной комнате. В окне над головой Агаты голубое мерцание дворца императора Тель Шорта смешивалось с отблеском далеких огней столицы Гномии. Агата не могла сказать, ни как долго она спала, ни кто ее переодел в теплую пижаму и уложил на подушки, однако, приподняв голову, сразу догадалась о том, что не в одиночестве она спала на этом облаке, не в одиночестве.

Соседняя подушка еще хранила вмятину – след от чьей-то головы. Впрочем, о том, чья это была голова, красноречиво говорили несколько прилипших к шелковой наволочке светлых волосков.