Соман Чайнани - Кристалл времени [litres]

– Прошлое – это настоящее, а настоящее – это прошлое … – тихо, словно для себя самой, повторила Софи. – Райен мне то же самое говорил…

У Агаты похолодело все внутри, словно ее собственная душа вдруг догадалась о чем-то таком, неясном пока что для нее самой.

– Ты говоришь, Потрошитель, что Райен и Яфет могли быть родными по крови профессору Доуви? Но у нее никогда не было детей.

– Да, но у нее могли быть родные братья и сестры, – голос Потрошителя становился все более невнятным, хриплым. – И двоюродные тоже… мяу! Мяу-мяу! Их шар Доуви тоже, мяу, мог распознать…

– Не было у Доуви братьев и сестер, ни родных, ни двоюродных, она мне сама об этом говорила во время нашей последней с ней трапезы, – возразил Тедрос. – Так что просто невозможно, чтобы души Райена и Яфета были как-то связаны с шаром.

– Постойте, – сказала вдруг Агата, испуганно глядя на Тедроса и Софи. – В хрустальном шаре Доуви заключена не только частица ее собственной души, но и…

– Профессор Садер! – потрясенно выдохнула Софи. – Ну, да, в хрустальном шаре заключены частица души феи-крестной и души пророка, который делал шар. А этот шар для Доуви делал Садер.

– Да-да-да, – сказала Агата. – И то призрачное лицо внутри шара. Оно отчасти похоже на лицо Доуви, а отчасти… Я никак не могла понять, а теперь до меня дошло. Отчасти оно похоже на лицо Садера … Точно.

– Но нам это все равно ничего не дает, – проворчал Тедрос. – С какой стати душа Садера может иметь что-то общее с душой Райена или Яфета? Не думаю, чтобы профессор Садер мог быть их отцом…

Он не договорил и выронил блинчик, который держал в руках.

– Но профессор Садер… был знаком… с леди Гримлейн! Доуви сама мне об этом говорила! – воскликнул принц. – Садер был провидцем, который писал мой коронационный портрет, а Доуви тогда приехала в Камелот вместе с ним и все видела своими глазами. И Садер сказал Доуви что-то такое, что заставило ее заподозрить, будто у профессора и леди Гримлейн случился роман.

– Погоди, – тряхнула головой Агата. – Ты что, думаешь, что Райен и Яфет могут быть сыновьями леди Гримлейн и Августа Садера ?

– Мне всегда казалось, что Август Садер избегает женщин, – вставила Софи.

– Только таких, как ты, – мрачно заметил Тедрос.

– Дайте подумать, – сказала Агата. – У Райена и Яфета светлые глаза, как у Садера. Такие же красивые черты лица и густые волосы. И если Садер их отец, тогда понятно, почему Яфет – маг, это передалось ему по наследству, с кровью, поскольку Садер был волшебником и провидцем, – она помолчала немного, затем продолжила: – А именно это всегда сбивало меня с толку, ведь Артур-то магией не владел! Я все думала: если Яфет сын Артура и Гримлейн, то откуда у него скимы и все такое прочее? Но если его отцом был Садер, тогда, конечно…

– Да, но может ли сын Садера и Гримлейн быть настолько злым и жестоким? – задумчиво покачала головой Софи.

– А сын Артура и Гримлейн мог? – откликнулась Агата. – Впрочем, леди Гримлейн бывала временами жестокой. По отношению ко мне, по крайней мере… Так, может быть, это ее душа, ее кровь так повлияла на мальчиков?

– Прошлое это настоящее, а настоящее – прошлое… – тихо повторила Софи.

– Ну, а для меня важно только то, что если Райен и Яфет сыновья Садера и Гримлейн, значит, в Райене нет крови моего отца, – со злостью прошипел Тедрос. – А если так, то Райен не может быть наследником Артура. Тогда он никакой не король, а самозванец, и все Бескрайние леса должны узнать о том, что их одурачил какой-то проходимец.

– И сделать нам осталось самую малость, – невесело усмехнулась Софи. – Найти доказательство этого раньше, чем волшебные червяки убьют нас.

Потрошитель попытался что-то сказать, но из горла у него вырвалось только придушенное «мяу-мяу» . Действие заклинания, которое наложила на кота принцесса Ума, закончилось.

Агата подхватила Потрошителя, нежно прижала его к своему боку и спросила:

– Но с какой стати мог Экскалибур захотеть, чтобы его вытащил из камня сын Садера и Гримлейн? По-моему, это совершенно лишено смысла…

– Если только не предположить, что есть нечто , чего мы не знаем о леди Гримлейн, – ответил ей Тедрос. – И в самом деле, что нам известно о Гризелле Гримлейн? С детских лет она была подружкой моего отца, а позднее, когда он стал королем, начала работать домоправительницей в его замке. А вскоре после того как на свет появился я, моя мать прогнала Гримлейн, и та уехала в свой дом в Ноттингеме и оставалась там до тем пор, пока ее не позвали назад в Камелот сестры Мистраль…

«Опять, опять это имя…» – подумала Агата.

Гризелла.

Она уже слышала это имя раньше, оно ей знакомо. Только вот откуда ?

Гризелла.

Гризелла.

Гризелла .

– Постойте, – ахнула Агата и, вскочив с одеяла, бросилась вон из комнаты. Слышала, как побежал вслед за ней Тедрос, и Софи тоже поднялась на ноги, загремела тарелками, сердито пробурчала:

– А, да ладно, все равно никто уже не будет есть эти круассаны! – и тоже побежала следом за своей подругой, крича на бегу: – Да куда мы несемся, на какой пожар?

– В тронный зал! – ответила ей Агата.

– Он в другой стороне! – сердито воскликнул Тедрос.

Не останавливаясь, Агата круто развернулась на своих каблуках и понеслась за Тедросом, который вел их теперь за собой. Огибая колонны из голубого камня, заставляя загораться под их ногами красные изображения кошачьих лап на плитках пола, они добежали до входа, просвистели мимо оторопевших гномов-охранников, нырнули сквозь водопад и оказались в знакомом, обитом синим бархатом, тронном зале.

В углу валялся жалкий холщовый мешок Доуви, в котором некогда хранился хрустальный шар декана.

Агата раскрыла его.

– Что мы здесь ищем? – задыхаясь, спросил Тедрос, погружая свои руки в мешок.

Глядя на него, Агата вновь испытала приступ дежавю. Она уже видела эту сцену в одном из кристаллов – Тедрос, роющийся в мешке Доуви посреди тронного зала. Тогда Агата сочла эту сцену фальшивкой, выдумкой, вызванной неисправностью хрустального шара. А сцена-то оказалась подлинной, просто кристалл показал ей фрагмент будущего события. Интересно, что еще из того, что она приняла за недоразумение и продолжает считать ложью, окажется правдой?

– Эй, это же моя одежда, – сказал Тедрос, вытаскивая из мешка свой черный, покрытый пятнами засохшей крови, камзол, который Агата использовала как тряпку, чтобы завернуть в нее хрустальный шар Доуви. Тедрос встряхнул камзол, и из него вылетели письма, рассыпались по бархатному полу.

– Гризелла , – сказала Агата, сгребая письма в кучу. – Это имя той, кому были адресованы эти письма!