Дмитрий Скирюк - Драконовы сны [litres]

Он потёр грудь, где раскалённый пламенем янтарь навек впечатал в кожу солнечный безглавый крест. След был едва заметен и вместе с тем вполне отчётлив. Жуга перехватил взгляд Хансена, потупился и затянул завязки ворота.

– Вот, выжгло, – буркнул он, не глядя Хансену глаза. – Когда в костре плясал там с этим… С Чёрным.

– Да, – сказал, помедлив, Хансен. – Может быть, теперь я лучше понимаю, что ты чувствуешь. На самом деле интересно, что бы было, если б ты остался у себя в горах, женился на той, первой… Но посмотреть уже нельзя.

– На первой? Ты о чём? А, Мара… Странно, – Жуга задумался. – Я вспоминаю о ней, как о чём-то далёком-далёком. Вроде, было, а на деле будто не было. А ведь я думал, что любил её. А выходит, что нет? Иначе как же все другие – Зерги, Аннабель?..

– Вечной любви не бывает. Просто иногда жизнь кончается раньше, чем любовь. Есть прошлое и прошлое. Не надо их путать.

– Не понимаю… В чём разница?

– Одно можно вспоминать, но нельзя вернуть. Другое можно вернуть, но нельзя вспоминать.

– Однако… – травник казался ошарашенным. – Может, и так, – задумался он. – Но толку мало. Всё равно скребётся в душе, будто ноет. Не могу забыть. И больно.

– Зудит – значит, заживает, – кивнул Хансен. – Выкарабкаешься.

– Ты думаешь?

Хансен кивнул:

– Vis medicatrix naturae.

До утра Жуга не спал и грыз ногти, и когда с рассветом вышли в путь, по своему обыкновению не сказал ни слова о том, что было ночью. Лишь едва заметные круги темнели под глазами – от бессонницы и давящей усталости последних дней. И всё.

И больше – ничего.

Дождь и оттепель ударили внезапно, обнажив облизанные ветром камни и пожухлую траву. Зелёные подушки мха оттаяли и брызгали водой, когда по ним ступали. То была земля неплодородная, скупая и ранимая, но всё, что здесь росло, имело жуткую, невероятную способность жить. Приземистая цепкая растительность мгновенно слизывала с обуви любую смазку; ноги тотчас промокли.

Вскоре стали попадаться горы – небольшие, они вырастали из тумана внезапно, и каждый раз сердца путешественников невольно замирали от мысли: вдруг это и есть их цель? Орге сразу начинал всех радостно подбадривать и пёр вперёд, как будто не ему на днях чуть не пробили голову. Но всякий раз их ожидало разочарование. Дорога поглотила целый день и половину следующего, пока перед троими путниками в белёсых облаках не замаячила большая чёрная гора с обрезанной вершиной – Снайфедльс.

– Чтоб я сгорел, – Орге остановился, сдвинул капюшон и прищурился из-под ладони. – Вот он, Чёрный Клык! Выходит, правильно мы шли.

– А ты, значит, сомневался, – съехидничал Жуга. – И что? Куда теперь?

– Куда-куда… На Кудыкину гору. Наверх, куда ж ещё!

Все трое задрали головы. Гора и сама по себе была высока, в тумане же казалось, что вершина Снайфедльса и вовсе уползает в бесконечность. Серый камень покрывали капельки воды, там и тут вдоль склонов по расщелинам сползали белые дорожки ледников.

– Здоровая, зараза, – Орге сплюнул. – Тут саженей с тысячу будет, а то и все полторы. Как считаешь, а, Лис?

– Это смотря чьих саженей… Ну, пошли, что ли?

Хансен только поправил на плечах мешок и промолчал.

Восхождение было несложным, но утомительным. После ночи, проведённой у скупого костерка, у всех троих сводило ноги от холода и сырости. Усталость сковывала мышцы. Плащи набухли водой, по волосам стекали капли. Жуга взбирался осторожно, с многолетней сноровкой горца, коротконогий Орге морщился, пыхтел и часто застревал у трещин: сил, чтобы их перепрыгнуть, маленькому гному пока не хватало. Туман был непрогляден. Изредка отыскивались тропки, впадины, ложбины, осыпи. Застывшая в незапамятное время лава под дождём блестела, словно смазанная жиром. Заночевать на склоне горы было бы безумием.

На одном из таких крутых откосов Жуга потерял колчан. Нога в тяжёлом сапоге соскользнула, привязанный к мешку топор потянул назад, колчан зацепился за выступ скалы и опрокинулся. Держась одной рукой, Жуга растопырил пальцы, взмахнул свободной рукой в надежде поймать, не ухватил и лишь успел увидеть, как стрелы, кувыркаясь, канули в туман. Он помедлил, снял с шеи ремень и без сожалений швырнул вниз пустой кожаный цилиндр. Лишний груз был здесь опасен.

Уже темнело, когда они взобрались на самую вершину. Это была ровная, почти круглая площадка, пересыпанная щебнем, камнями, серыми кусками пемзы и туфа. Кое-где белели пятна снега, чудом не размытые дождём, в изломах рухнувшей скалы прослойками блестели шпат и слюда. Жерло потухшего вулкана образовало три отдельных кратера, размером каждый с двухэтажный дом.

– Который?

– Этот, – Орге указал на тот, что ближе к западу.

Жуга сбросил с плеч мешок и принялся разматывать верёвку. Хансен с интересом осматривался вокруг.

– А ничего вид отсюда, – заметил он. – Жаль, что туман. Стены от ветра закрывают, кратеры не дают проходы завалить… Ты уверен, что нам нужно лезть туда?

– Уверен, – Орге ухватился за другой конец верёвки и принялся помогать. – Если присмотреться, там видны следы. Ашедук мне рассказывал, через какую дырку надо лезть.

– Послушай, Орге, – слегка запинаясь, сказал Жуга. – Почему ты всё-таки с ним не пошёл?

– Не в моих привычках предавать друзей, – сердито зыркнул тот на травника с вершины маленького кратера. С мотком верёвки гном напоминал диковинного трубочиста, собравшегося прочистить вулкан. – Ну-ка, помоги.

– Ну, что, – многозначительно взглянул на травника Хансен, – ты всё ещё думаешь, что им нельзя доверять?

Жуга не смог ответить, лишь покраснел и молча стал карабкаться, чувствуя, что ему преподали очередной урок.

Они закрепили верёвку за большой валун и перебросили другой конец через край отверстия. Двараг подёргал за неё, проверяя на прочность, и первый полез вниз. Из чёрной глубины тянуло влагой и теплом. Некоторое время гном шуршал и ругался в темноте, потом из глубины провала донеслось негромкое: «Спускайтесь, здесь ступеньки». Травник сбросил в отверстие оба мешка и полез следом. К тому времени, когда спускавшийся последним Хансен ощутил под ногами ровный камень площадки, Орге и Жуга уже успели осмотреться. Узкое отверстие кратера давало достаточно света, но снаружи быстро темнело. Однако и этого хватало, чтобы разглядеть бугристые неровные стены, россыпь камешков и стёртые уступы старой лестницы, давно утратившие всяческое сходство с таковой. Царила тишина. Вулкан потух, должно быть, сотни лет тому назад. Не чувствовалось ни запаха серы, ни жара. Камень под ногами казался непоколебимо прочным, лава – старой и потрескавшейся.

Верёвку оставили.

Подобрав поклажу, путники направились в глубь горы. Наступила ночь. Ещё в хижине Жуга перетопил на свечки всё свиное сало, использовав на фитильки остатки дратвы. На всякий случай прихватил и жирник, найденный в хижине. Огонёк чадил и трепетал. Край лестницы обрывался в бездну меньше чем в двух шагах от стены. Смотреть в темноту не хотелось.