Дмитрий Скирюк - Драконовы сны [litres]

– Как это случилось? – спросил он тихо, не оборачиваясь.

– Никто не знает.

Голос Золтана был так же тих. Хагг не сказал ни слова с той минуты, как они взобрались на вершину, лишь стоял, прислонясь к щербатому зубцу бойницы.

– Он был один?

– Наверное. Пришёл сюда под вечер, никому не сказал, куда идёт. А утром стражники нашли его с той стороны стены, на камнях.

– Ещё живого?

– Шутишь? Полтораста локтей – никто не уцелеет. Да ещё о стену треснулся. Человек же, не птица, его воздух не удержит.

Жуга ещё немного постоял, глядя вниз, и обернулся.

– Думаешь, он сам?

Золтан пожал плечами, и опять стало тихо. Травник хотел спросить ещё, но раздумал. Голова была пуста. Он сделал шаг вперёд и оказался на краю. Помедлил и уселся, свесив ноги. Выглянул опять, вытягивая шею и пытаясь понять, что здесь произошло, когда Рудольф февральским вечером разбился у подножия Толстой Берты; разбился сразу и насмерть.

И никто не знал, почему.

События, которые предшествовали гибели старьёвщика, тоже ничего прояснить не могли. Не прошло и двух месяцев после того, как Телли с акробатами ушёл из города, а Лиссбургская гильдия воров уже лишилась головы (чуть позже Хагг узнал, что Рудольф один покончил со всеми заправилами). Спервоначалу Золтан был не склонен верить этому, но факты были налицо. На переделе власти «Красного Петуха» спалили, двоим-троим влепили болт из арбалета под лопатку, кого-то переехали телегой, кто-то утонул в реке. В итоге дело захватили молодые под предводительством некоего Матиаса. «Матиас? – заинтересованно переспросил Жуга, когда Золтан сообщил ему эту новость. – Матиас, Матиас… Не тот ли это Матиас, которому я задницу в камине подпалил?» – «Он самый, – усмехнулся Хагг. – Ждёт не дождётся, чтоб тебя отблагодарить».

Под «благодарностью», как ни странно, подразумевалась именно благодарность – препятствий травнику чинить не собирались. Дом Рудольфа отошёл травнику. Два дня Жуга и Золтан с величайшей осторожностью разгребали залежи загадочных предметов, оставшихся ещё со времени Эйнара. Тил здорово помог им в этом деле, но зачастую даже он был не в силах догадаться, для чего служила та или иная вещь. Память к маленькому эльфу постепенно возвращалась, но ускорить это возвращение не мог ни травник, ни сам Телли.

Золтан тронул Жугу за плечо. Сжал пальцы.

– Ты не сиди так, если кто-то стоит за спиной.

– Я не из пугливых.

– Я знаю. А всё-таки не надо, – он помедлил. – Ты не сказал мне, где ты хочешь поселиться.

– Да я и сам пока не знаю.

– Если хочешь, оставайся в Цурбаагене, в доме Герты. Думаю, она не будет… То есть, я хотел сказать, что она не была бы против.

– Я подумаю.

– Подумаешь о чём? Чтобы остаться в доме Рудольфа? Тебе нельзя раскапывать всё это одному. Слишком опасно. Помнишь ту перчатку? Или щит?

– Помню, конечно. Но теперь я буду осторожнее.

– Ну-ну, – криво усмехнулся Золтан, – давай-давай. Похороны за твой счёт.

История со старым рыцарским щитом до сих пор заставляла травника вздрагивать. Щит этот отыскался в кладовой, куда Жуга перед уходом свалил ненужное барахло, перегораживал проход, всё время падал и вообще. Жуга хотел прибить его на стену, да Золтан отсоветовал – щит, да ещё с гербом, в аптечной лавке мог стать причиной скандала. Не обнаружив на щите никаких следов магии или наговора, Тил и Жуга решили выбросить его, но, как только его вынесли за порог, дом начал рушиться. Сперва отпала ставня – отпала и повисла на одной петле. Травник вздрогнул от неожиданности, выругался, но значенья этому не придал, но тут с крыши загремела черепица – разом штуки три, потом ещё, а после рухнула труба, дом заскрипел и стал заваливаться набок. Жуга опомнился первым. Прежде чем Тил успел сообразить, что происходит, травник уже схватил щит в охапку и опрометью метнулся обратно. И лишь когда щит водворили на место, разрушения прекратились.

– Щит, конечно, да, – признал Жуга, ероша волосы рукой. – Мерзкая штука. Там обратное заклятие. Я бы догадался, если бы чуток подумал. Должен же он был чего-то защищать.

– Легко тебе рассуждать, – огрызнулся Хагг. – Тебе что – вам, колдунам, только бы докопаться, что к чему, а там хоть трава не расти.

– Ну, не скажи. Зря, что ли, я обратно полез? Ты, поди, ещё и испугаться толком не успел. Скажешь нет?

Золтан промолчал. Во время катаклизма он был в доме.

Кнорр Яльмара добрался в Цурбааген по весне, к началу марта, как раз когда сошёл прибрежный лёд. Минуя бури и шторма, кораблик с честью выдержал поход и ныне был вытащен на берег для ремонта. Товар варяги сбыли, кое-что сейчас, а кое-что и прямо по пути – в Ирландии, в Британии и на Оркнейских островах. Но даже с учётом этого сделки и торговые дела заставили варяга задержаться. Что до травника, то он, едва успев сойти на берег, первым делом заявился к Золтану и от него узнал о гибели Рудольфа. На следующий день он, Хагг и Тил отправились до Лисса, препоручивши Нелли попечению Агаты, благо та души не чаяла в девчушке и не знала, куда её усадить.

Вильям остался в Лондоне.

Темнело небо. Холод выползал из-под камней. Край солнца исчезал за лесом.

– Золтан, – запинаясь, сказал Жуга.

– Да?

– Ты знал, что ты… что ты – чёрный лис?

– Да.

– А Герта… знала про себя?

– Да.

Опять возникла пауза.

– Напиться хочется, – Жуга втянул голову в плечи. – Черти лысые… Вы всегда всё знаете лучше меня. Почему всё так?

– Как?

– Так… нелепо, – травник помолчал. – Вот Герта говорила… то есть говорил: «Стоит ли верить в перемены к лучшему, если ради них ты и пальцем не пошевелил?» А если я пошевелил? И не пальцем, а рукой? ногой? мозгами? В лепёшку разбился, а перемен всё нет? Что тогда? Что-то крутится, вертится вокруг меня, а я ничего не могу понять. Почему так, Золтан? А?

– Не знаю, – тот пожал плечами. – Разве, помнится, мне Герта говорила, будто ты… ну, этот, как его… катализатор.

– Кто?!

– Катализатор, – повторил невозмутимо Золтан. – Это из алхимии. Такая, знаешь, штука – сама ничего не делает, только все другие вещи сталкивает лбами. Когда всё вот-вот готово сдвинуться, но не сдвигается, тогда он и нужен, этот самый катализатор… Эх, Герты нет, она бы лучше объяснила.

– Да, в общем, ладно, – буркнул Жуга, опять отворачиваясь. – И так ясно, что ничего хорошего.

– Скажи, Жуга… Та девочка, она на самом деле Герта?

Травник пожал плечами:

– Я не знаю.

За время плаванья Нелли стала разговорчивей, общительней; в глазах её проглянул интерес. Девчушка впитывала мир, как губка воду. Но по мере этого отдалялась от Жуги, будто сторонясь всего, что связывало травника и Герту. А может, не поэтому, а просто по своей природе. Так дочь, взрослея, сторонится и уходит от отца. Жуга не знал, как с ней теперь себя вести, и потому не вёл никак. На вид ей было лет четырнадцать, в Исландии, в доме Сакнуса она впервые уронила кровь и потому занемогла по женской части. Жуга был рядом, но уже не так, как раньше. Непрочный мостик дружбы и тепла, возникший между ними изначально, так и не смог окрепнуть. Но и не исчез совсем. Исчезло прошлое, включая её знания и колдовские навыки, и вот привыкнуть к этому Жуга не смог, да и не очень стремился. И только иногда, когда накатывала грусть или задумчивость, девчонка становилась вдруг похожей на Гертруду. И память Нелли в эти дни бывала словно палимпсест [67] Палимпсест – документ, где затёрли старый текст, чтоб написать поверх него новый. В Средние века, когда пергамент был дорог, переписчики использовали подобным образом старые куски по несколько раз. , где под написанными сверху строчками нет-нет да и проступали затёртые слова. В такие минуты травник её сторонился, боялся, что прошлое выскочит, сорвёт печати старой памяти и вновь ударит. В конце концов, стрела ведь выполнила самое заветное желание Герты, и кто мог поклясться, что это не было желание забыть? Зато теперь всё чаще Тил и Нелли были вместе, по ночам сидели на носу корабля, и Тил рассказывал ей про звёзды, про моря, про своего дракона, но никогда – про то, что было с Гертой. Про это Телли и Жуга условились молчать, и, наверное, правильно условились. Две недели тому назад, когда кнорр миновал Хук-ван-Холланд, Жуга впервые услышал, как она смеётся.