Дмитрий Скирюк - Драконовы сны [litres]

Меж тем доска, похоже, заинтересовала акробата всерьёз. Он ухватил фигурку лиса и попытался её оторвать. Тил напрягся, но фигурка, как и раньше, поднялась только вместе со всей доской.

– Тьфу, – сплюнул Олле, – толком и не разглядеть… Ты что, приклеил их?

Он поднёс доску ближе к глазам и стал рассматривать, придерживая снизу, как поднос.

– Занятно… Ха! – вдруг оживился он и отложил дощечку в сторону. – А у меня ведь тоже есть такая безделушка. Я сейчас.

И с этими словами он бросился к мешкам, разбрасывая тряпки.

– Так, где же это я… куда же это я… ай-яй-яй… А! Вот.

На ладони его лежала деревянная фигурка – маленький, с палец ростом человечек с мешком за плечами.

– Нравится? – довольно ухмыльнулся Олле. – Сам вырезал. Чем хуже этих?

И прежде чем Телли успел его предупредить, поставил человечка в самый центр доски.

– Ха! – крикнул он, с лёгким стуком двигая его по доске туда-сюда. Человечек пересёк всё поле вдоль и поперёк, перепрыгивая через прочие фигурки. – Смотри – не прилипает. Раз, раз и в дамки! Не то что твои.

Тил замер, но ничего не произошло, и он с облегченьем перевёл дух. Олле откровенно потешался, наблюдая за его растерянной физиономией.

– Я выиграл! – объявил он, подбросил и поймал свою фигурку: «Оп!» Протянул её Тилу. Тот машинально взял и повертел её в пальцах. Поднял взгляд.

– А кто это?

– Да просто человек, – Олле пожал плечами. – С верёвкой и мешком.

– А где верёвка?

– Издеваешься? В мешке, конечно! Не в руках же её таскать… Песенка такая есть, слыхал, наверное.

Он забрал фигурку обратно, вновь подбросил, поймал и продекламировал:

Он умолк.

– И что? – поинтересовался Телли. – Что там дальше?

– Да я не помню, – отмахнулся акробат. – Вроде, ничего. Шёл, шёл… Не спал, не пил, не ел. Долго шёл, в общем.

– Ну-у, так неинтересно, – разочарованно протянул Телли. – Надо, чтобы там случилось что-нибудь этакое, таинственное!

– Таинственное? – Глаза у Олле загорелись. – Ага! Щас-щас-щас… Тарам-парам-тарарарам… гм… О!

– Ну, как? – спросил он.

– Здорово! – одобрил Тил. – А дальше?

Проснувшийся Рик заинтересовано приоткрыл один глаз и поднял голову, но через мгновенье снова задремал.

– Куда уж дальше? – опешил Олле. – Всё! Исчез он! Фьють – и нету!

Он вновь подбросил фигурку, подставил ладонь и недоумённо на неё воззрился. Посмотрел наверх, потом на Телли и растерянно опустил руку.

– Ничего себе…

Фигурка не то чтобы не упала или упала не туда – она просто исчезла. Оба переворошили всё вокруг, даже Рика согнали с насиженного места, но деревянного человечка так и не нашли.

– Куда она девалась-то? – поскрёб в затылке Олле. Он потряс опорный столб, надеясь, что игрушка застряла в складках шатра, и едва успел поймать свалившуюся ему на голову Вильямову лютню.

Телли стало не по себе.

– Вот тебе и «фьють!» – передразнил он акробата. – Доигрались.

– А, ерунда, – отмахнулся тот. – Потом найдётся. Всё равно скоро ехать.

Тил вздохнул и невесело усмехнулся:

– Зато теперь закончить можно. Как-нибудь эдак:

Снаружи послышались шаги, Тил сделал Олле знак молчать и спешно набросил на драконью морду одеяло. Рик послушно замер, однако тревога оказалась ложной – то были Нора и Вильям, вернувшиеся с рынка. Олле, мгновенно позабыв о своей потере, подскочил к ним, потрясая доской.

– Нора, что было, что было! Это было так интересно! Мы тут такую песню придумали, Вилли, ты от зависти лопнешь!

– Перестань кривляться, – поморщилась Нора, – а то раньше времени с ума сойдёшь. – Она огляделась по сторонам, покосилась на торчащую из вороха тряпок довольную драконью морду и с неодобреньем покачала головой:

– Ну и разгром вы тут устроили!

От закутка у восточной стены, где циркачи разбили шатёр, до Башни Толстой Берты был неблизкий путь – пришлось пересечь едва ли не весь город. За площадью начинались старые кварталы. Пока Рудольф не рассказал об их истории, Тил и не замечал, что эта часть города и вправду застроена беспорядочно: дома стоят впритык, стена к стене, без всякой планировки, улицы узкие, кривые, запутанные. Казалось, многие дома были наспех надстроены на старом фундаменте, в котором при некотором допущении действительно угадывалось что-то, похожее на крепостную стену. Телли вспомнился рисунок на фаянсовой тарелке, той, что он когда-то видел у Рудольфа в кладовой. Пять башен старого замка, нарисованные на ней, вполне могли быть теми самыми, с которых начинался город. Непонятно было только, куда девались три из них. Он поразмыслил и решил, что их, должно быть, сломали во время штурма, а после разобрали на камень.

Наконец над красной черепицей крыш замаячила плоская верхушка Толстой Берты.

– Это она? – спросил Вилли. Он остановился, снял берет и вытер пот со лба. Лютнист, похоже, не привык ходить так далеко и быстро уставал.

– Она, – Тил кивнул и поёжился – ему было не по себе. Во владениях Блошиной Канавы он всегда себя чувствовал неуютно, и даже недавнее примирение с Румпелем не прибавляло ему бодрости. Впрочем, сейчас он боялся не столько шайки Отто-Блотто, сколько уцелевших главарей большой Пятёрки. В глубине души Тил даже был рад, что Вилли плохо знает город: опасаясь, что его узнают, он заложил изрядный крюк, чтобы злополучный дом, ещё хранивший следы недавнего пожара, остался в стороне. Поход получился долгим, зато нескучным – Вильям, несмотря на свой акцент и странноватые манеры, оказался интересным собеседником. Он был родом из маленького городка с совершенно непроизносимым названием Страттфорд-на-Эйвоне где-то на юге Британии и, с детства имея склонность к сочинительству, отправился бродить по свету в поисках сюжетов для своих творений, да и вообще, как выразился Вилли, «посмотреть мир».

– А то, на месте сидя, разве много увидишь!

– Ну и много ты повидал? – поинтересовался Телли.

– Всякое бывало, – многозначительно сказал тот.

– Ты что, записываешь всё, что услышишь?

– Да ну, ещё чего, – отмахнулся рифмач. – Таскай потом с собой… Записи мне ни к чему, у меня память хорошая – раз услышу, навек запомню.

– А песню ты сам сложил, которую на рынке пел?

– Какую именно? Я там много чего пел.

– Ну эту… про химер, которые на башне.

– А… Эту – нет.

– А про змею?

– И про змею – не я, – погрустнел тот.