Сири Петтерсен - Потомок Одина [litres]

Она скучала по воронам. Где она? На миг Хирке показалось, что она застряла в пространстве между пространствами. В пустоте между камнями. Но потом она почувствовала ветер на своём лице, тепло несущих её рук, дыхание около уха. Здесь что-то было. Между камнями не было ничего, а вот здесь что-то было. Возможно, она спит в Шлокне.

Но ей уже снился такой сон. Она бывала здесь раньше.

Тело больше не принадлежало ей. Оно было опустошено. Хрупкая оболочка, которая могла разбиться от порыва ветра. Чужеродная полость за волчьими глазами. За ней наблюдают. За ней наблюдает вечность. Нечто очень сильное.

Ей уже снился такой сон.

Тени разговаривали. Она не слышала их, не видела, только ощущала их присутствие. А потом она погрузилась во что-то холодное.

Снова одна.

Это ей знакомо намного лучше. Одна – это не сон. Одна – это действительность, такая, какой была всегда. Ведь все одиноки.

В траве мигали огоньки. Её окружала зелень. Она превратилась в насекомое, уползла и спряталась в лесной земле. И теперь, когда это, наконец, произошло, она не испытывала никакой радости. Но и никакого горя. Всё так, как есть. Покой.

Хирка поморгала, и картина окружающего мира прояснилась. Она никуда не заползла. Она лежала на подстилке на деревянном полу и смотрела на траву. До пояса её прикрывало серое шерстяное одеяло. Трава и пол? Она находилась в помещении и на улице одновременно. Она чуяла запах Римера. Где он? Что произошло? Сложенная квадратом куртка лежала рядом, но вся остальная одежда была на ней. Хирка приподнялась на локте. Тело ныло, как синяк, но никаких повреждений она не обнаружила – ни следов от ударов, ни ран.

Комната была пустой. Раздвижные двери распахнуты. Перед ней открывался вид на зелёные горы. Два ворона играли в потоках ветра. Они нырнули в пропасть и исчезли. Хирка находится высоко в горах. В Блиндболе.

– Теперь всё будет иначе.

Хирка вздрогнула и повернулась к говорящему. Посреди комнаты сидел мужчина с кожей цвета жареного миндаля. Его голова была гладко выбрита, он был одет в чёрное.

Колкагга.

Их разделяло отверстие в полу. Простой очаг. Над ним висел чугунный чайник, в котором заваривался корень илира. Чёрный мужчина перелил вар в чашу и протянул её Хирке. Она приняла её и выпила. Запах прояснил её сознание, чувства необычайно обострились. Чай имел вкус сотни разных вещей, путь каждой из них она могла отследить от огня до камня, сквозь землю и времена года. Она закрыла глаза. Чаша была неровной на ощупь. Всё было в точности таким, каким было.

– Ты понимаешь, что я имею в виду, – сказал он.

Хирка снова открыла глаза. Она понимала, что он имеет в виду, но не понимала, откуда ему об этом известно. Он смотрел на неё, избегая встречаться с ней глазами. Он смотрел куда-то ей за спину, как будто воображал, что она находится в помещении. Он говорил властно. Слова его были обычными, но их наполнял судьбоносный смысл. Хирке показалось, что она ждала встречи с ним всю жизнь. Она открыла рот, чтобы спросить, где Ример и что она здесь делает, но он прервал её ещё до того, как она успела вымолвить слово.

– У меня есть кое-что для тебя.

– И что же?

– Ты получишь это, когда задашь все свои вопросы.

Хирка закрыла рот. Ей хотелось сделать вид, что у неё нет никаких вопросов, но хотелось недостаточно сильно. Она допила чай и собралась спрашивать, но мужчина снова оборвал её до того, как она вымолвила слово. Хирка улыбнулась. Он был похож на Тейна. Но Тейн, по крайней мере, ждал, когда она начнёт говорить, и только потом прерывал её.

Тейн. Он склонился перед Римером.

Она помнила.

– Ты на вершине Альдауди, в одном из тренировочных лагерей Колкагг. Ты в Блиндболе, – наконец он посмотрел ей прямо в глаза, как будто ждал её реакции. Она подавила желание сказать, что уже бывала в Блиндболе и что пребывание здесь не пугало её. Вместо этого она рассмеялась.

– Это смешно?

– Нет. Но очень красиво.

Он улыбнулся юношеской улыбкой. Сколько ему может быть лет? Сорок? Сто? Невозможно определить.

– Я Свартэльд. Я мастер Колкагг, – он поднял чайник, и Хирка протянула свою чашу за добавкой. До неё начала доходить невероятность происходящего. Что бы она сказала, если бы кто-нибудь поведал ей, что она будет сидеть в Блиндболе и пить чай с мастером Колкагг? Но несколько месяцев назад она не поверила бы не только в это. Что было бы, если бы она узнала, что ещё до прихода зимы Совет падёт, а её попытаются принести в жертву слепым? Может быть, незнание было благословением.

Она снова получила чашу, горячую от свежего чая.

– Я Хирка. Бесхвостая. Я человек. Дитя Одина, – настала её очередь посмотреть на него в ожидании реакции.

– Так говорят, – невозмутимо произнёс он.

Хирка осторожно села и вытянула ноги, потом снова подтянула их к себе. Колени её упали в разные стороны, и она стала зеркальным отражением его позы. Он открыл крышку чайника и добавил свежих листьев солнцеслёза.

– Тебе был нужен отдых, – сказал он. – Поэтому ты здесь. Поток забрал тебя почти всю целиком. От этого нервы могут оказаться снаружи тела, но в хорошем смысле. Ты всё слышишь, всё видишь и…

– Всё знаю.

Он улыбнулся.

– Там мир перевернулся с ног на голову. Ты лишилась бы рассудка, если бы провела эти дни в Эйсвальдре. Если бы, конечно, сперва не лишилась жизни.

– Если до сих пор этого не произошло, то вряд ли случится в ближайшем будущем.

– Никто не знает, куда подует ветер. Не забывай о том, кто ты. Ты была там, когда пал Всевидящий. Ты – эмблинг, который пришёл вместе со слепыми. Не пойми меня неправильно, но есть имлинги, которые считают тебя самим Всевидящим, хотя большинство полагает, что ты принесла с собой его падение. Тебе было опасно оставаться в Маннфалле. Поэтому он принёс тебя сюда.

Хирка прекрасно знала, о ком он говорит.

– Где он? Я должна его увидеть.

– Ример занят в Эйсвальдре. Мир не переворачивается с ног на голову за одну ночь. – Свартэльд посмотрел на неё.

– Как правило, нет, – добавил он. Значит, у Римера всё получилось. Он занял кресло после Илюме и теперь попробует заново сформировать одиннадцать государств.

– Это хорошо или плохо? – спросила Хирка.

– Перевернуть мир с ног на голову? Это в высшей степени зависит от того, кто…

– Нет, я говорю о том, что у тебя есть для меня.

– Этого я не знаю.

– Я обрадуюсь или расстроюсь, когда получу это?

– Этого я тоже не знаю. Ты закончила с расспросами?

Она не закончила.

– А война? Что будет с Равнховом?

– Никто не знает наверняка. Бои прекратились, когда гора Бромфьелль вывернула наизнанку свои горящие потроха. Говорят, равнины раскололись, как корки на ранах. Кто знает, может быть, это унесло больше жизней, чем бои, но сейчас, во всяком случае, у нас хрупкое перемирие. Ример ведёт ожесточённую войну с Советом уже третий день подряд. Они прочно держатся за свои кресла. Никто из членов Совета не признаёт вину за то, что Совет отдал кресло Урду Ванфаринну. Кое-кто по-прежнему хочет сломить Равнхов. Так будет всегда. У Римера впереди непростые времена. Невозможно сказать, как он решит поступить. Может быть, он распустит весь Совет. Может, создаст новый. Может, упразднит Колкагг.