Макс Мах - Альв [litres]

«Драуг» [45] Драуг – в скандинавской мифологии: оживший мертвец, вернувшийся в мир живых по собственной воле после насильственной смерти или по призыву сильного колдуна. Создание из плоти и крови, которому не чужды плотские радости (любиться с женщинами, пить спиртное, участвовать в битвах) и которое во всем похоже на обычных людей, кроме одного – своей принадлежности к миру мертвых. .

«Вот черт! Они думают – я драуг!»

Теперь все вставало на свои места. Драуг выглядит как обычный человек. Да он и является человеком, но в отличие от других людей он принадлежит к миру мертвых, а не к миру живых. Драуг, возможно, способен перебить волчью стаю, хотя Яков и не помнил, чтобы в легендах упоминалась какая-то особая сила живых мертвецов. Все-таки драуг не виверна. Но здесь важнее другое обстоятельство. Драуг возвращается ради мести, и если брат Унн участвовал в той давней попытке захвата власти, ей есть чего бояться. Она, конечно, нимфа, волшебное существо, но даже нимфы смертны… а вот можно ли убить драуга, большой вопрос. Кое-кто попробовал, но попытка не удалась.

«А про Альв они, стало быть, думают, что она колдунья, которая меня призвала! Готично!»

Ну, где-то так все и произошло. Он здесь из-за Альв, а мир, в котором он вырос, вполне можно счесть загробным, ведь в этом-то мире Яков вроде как умер. Его возвращение – обыкновенное чудо. Он мертв, но жив, представ во плоти, и рядом с ним находится таинственная женщина, поведение которой окружающим совершенно непонятно. «Служанка» богини Труд или могущественная некромантка? Кто знает! Но при такой трактовке событий все совпадает до мелочей, и события эти получают непротиворечивое объяснение!

– Я вижу, вы здесь неплохо устроились? – Вопрос нейтральный, поскольку Яков решил не углубляться в тему кровной мести.

– Не здесь, – снова вступил в разговор Кальв. – Мы живем в Любеке.

– Так ты теперь негоциант?

– Купец, – коротко объяснил мужчина.

– И вы все эти годы вместе?

– Нет, – отрезала Унн. – Но это к делу не относится. И пора бы тебе, Арбот, представить нас твоей даме, а ее – нам.

– Справедливое замечание, – кивнул Яков. – Леди, – повернулся он к Альв, – разрешите представить вам моих друзей детства. Леди Унн, лорд Кальв. Господа, я представляю вам мою спутницу леди Альв Ринхольф.

Яков назвал Альв спутницей, а не женой, буквально в последний момент сообразив, что, объявив Альв супругой, может серьезно осложнить жизнь им обоим, ведь неизвестно, что ждет их обоих в Штирии. А что, если Альв замужем и господин Ринхольф будет против?

Итак, он назвал ее своей спутницей, но никак не ожидал, что ее имя известно и на побережье Немецкого моря. Услышав «Ринхольф», Унн буквально изменилась в лице. Кальв не удивился и никак не отреагировал – он, по-видимому, слышал это имя впервые, – а вот Унн, похоже, знала, о ком идет речь, и теперь ей стало еще страшнее, чем прежде. Знать бы еще почему!

– Прошу прощения, госпожа, за неподобающие речи, – присела Унн в глубоком книксене. – К вашим услугам! Знакомство с вами – великая честь. Я…

Было любопытно видеть, как корежит страх надменную нимфу-волну, но еще интереснее было бы узнать, кем в ее глазах является Альв, если Унн готова так перед ней пресмыкаться.

– Не раболепствуй, ундина! [46] Ундина (от лат. unda – «волна») – дух воды. – холодно остановила ее Альв. – Я здесь только из-за моего мужчины. Поэтому давайте-ка уйдем с улицы, и вы угостите нас с Йепом хорошим обедом. И вот еще что, леди Унн [47] Унн ( др.-сканд . Unnr или Uрr – «волна». . Касательно услуг. Нам нужна карета, четверик хороших лошадей, кучер и слуга. Цена не имеет значения…

Обедали в доме купеческого старшины, хотя ни самого негоцианта, ни его семьи здесь не было. Остались одни слуги и повар с поваренком. Остальных как ветром сдуло. По-видимому, леди Унн обладала немалой властью, что стало для Альв настоящим сюрпризом. По ее смутным воспоминаниям, всплывшим во время встречи на улице, нимфы – и не важно, лесные или речные – жалкие существа. Большинство и вовсе лишены разума, другие – просто невеликого ума. С леди Унн, однако, все обстояло куда как серьезно. Умная, волевая, властная и, что самое главное, – полна жизни. Если не знать, кто она на самом деле, никогда не догадаешься, что она не человек. Но, возможно, все дело в том, что Унн – морская «волна»? Про нереид Альв ничего определенного вспомнить не могла.

«Но как я узнала, что она нереида?» – Хороший вопрос, жаль только, что опять без ответа.

Вот просто взяла и поняла вдруг, увидев другую – иную – сущность этой красивой женщины. Увидела и вспомнила, что нимфы ей, Альв Ринхольф, не соперницы. И ведь правильно угадала, вон какого страха навела! Чуть зубами не стучит!

«Кто же ты такая, Альв Ринхольф? – в который уже раз спросила она саму себя, усаживаясь за стол. – И почему ты внушаешь другим такой ужас?»

И в этот момент Альв поняла, что ошибается. Она может получить ответ. Все дело в том, как сформулировать вопрос и кому его задать.

«Как же я могла забыть? Я ведь уже дважды проделывала этот трюк!»

Так и есть. В первый раз – в лекарском доме, который в Себерии называли больницей, и во второй – когда познакомилась с сестрой Йепа. Однако она вспомнила и другое: такое знание достается дорогой ценой, и, чтобы восполнить силы, потраченные в «мгновенном постижении», ей придется кого-нибудь выпить. И это будет уже не заяц и не кабан. Умрет человек.

Сама Альв не испытывала по этому поводу ни сомнений, ни сожаления. Странно, но в отношении людей у нее, по-видимому, вообще не было никаких моральных запретов. Виверна хищница, и для нее кровь – это жизнь. Ее душа – если, конечно, у дракона есть душа – неразделима с меняющей облик плотью, сутью женщины-виверны, ее способностями и ее потребностями.

«Это не каннибализм, – вспомнила Альв голос неизвестной ей женщины, учившей ее когда-то где-то основам выживания, – ведь мы не люди, и уж точно это не злодейство и не варварство. Люди убьют тебя при первой возможности только за то, что ты способна оборачиваться. Пей хоть одно лишь молоко и мед, это ничего не изменит. В их глазах ты нелюдь. Они твои враги, Альв, но ты им не враг. Это главное. Ты не должна искать их смерти только потому, что они не такие, как ты. Есть правила и у нас. Их немного, но они есть. Мы не убиваем ради удовольствия и не оборачиваемся без причины. И еще одно: всегда выбирай худших, на это хватит ума и у виверны! Мы не волки, чтобы есть слабых, мы можем себе позволить охотиться на сильных!»

Похоже, все так и обстоит, а уж в таком большом городе, как Гамбург, Альв легко найдет, кому разорвать сонную артерию, не угрызаясь при этом совестью: воры и бандиты, ночные тати и сутенеры, те, кого все равно когда-нибудь вздернут за их грехи. Однако она теперь не одна, а Йеп смотрит на такие вещи иначе. Он лишь догадывается о том, что тогда произошло с двумя шпионами, следившими за ней. Догадывается, но ни разу об этом не спросил, и это о многом говорит. Он не хочет знать наверняка, потому что для него это в любом случае убийство, и ему будет непросто договориться со своей совестью. Конечно, ради Альв он и сам убьет кого угодно, но одно дело защищать любимую женщину и совсем другое – убить, чтобы съесть. Тут проходит граница, которую в Себерии, как поняла это Альв, называют моралью. Йеп любит ее – это беспорно, – и он знает, что она собой представляет, но именно поэтому ставить его в ситуацию выбора, когда на кону любовь и категорические императивы человеческой нравственности, было бы бесчестным и недостойным ее собственной любви.