Анна Гурова - Земля оборотней [litres]

– Ну, чего тебе? – рявкнул Карху – и волшебство разрушилось.

Айникки испуганно моргнула. Она на миг вообще забыла, зачем пришла. Потом вспомнила, взяла себя в руки и спросила с вызовом:

– Сколько мне еще сидеть в этом подземелье?

Карху взглянул на нее холодно:

– Что случилось?

Айникки напоказ всхлипнула – хоть и знала, что на Карху это не действует, – и принялась жаловаться. Зачем он привел ее в это ужасное место? Хуже всего – вечная темнота! День проходит за днем, и все они одинаковы. Нет, ее глаза уже понемногу привыкли к красноватому свечению съедобных мхов, Айникки уже могла разглядеть рдеющие очаги слепых карликов – и их самих, и даже тени их мертвецов. И все они следили за ней. Особенно эта злобная ворчунья Хлёкк! Что-то бурчит себе под нос, ни слова не разобрать, да еще и глядит на нее зверем – как будто Айникки сделала что-то плохое ей или ее семье…

– Так я не понял, чего ты хочешь? – устало спросил Карху, откладывая стило.

– Я на воздух хочу, на солнце! – воскликнула Айникки. – Не могу больше жить в этом подземелье! Заболею и умру!

Карху нахмурился.

– Вот еще мало мне забот, только тебя выгуливать не хватало. Ладно, собирайся, пошли.

– Куда? – опешила Айникки.

– Наружу. Сама же просилась.

Вскоре Карху вывел до глаз укутанную Айникки из главного входа своей пещеры. Хорошо, что день был пасмурный! Иначе бы она точно ослепла. Оказавшись снаружи, Айникки уже и сама была не рада. Стояла и шаталась, уцепившись за локоть Карху. У нее снова закружилась голова. Дышать было нечем, в рукава тут же полез жгучий морозец. Со всех сторон высились заснеженные громады гор. Далеко внизу, в долине, словно шуба наброшена на землю – но потом Айникки поняла, что это леса. Огромные ели – как трава, если смотреть сверху! Незнакомые, пустые, мертвые земли. Куда же, в какие дали ее затащил Карху?

– Ты гуляй, гуляй, – буркнул он и уселся на пороге своей пещеры, подставив лицо солнцу. Айникки послушно прошлась туда-сюда по тропинке. Под снегом что-то потрескивало – должно быть, еловые ветки. «Не так уж тут и высоко, если деревья растут!» – с надеждой подумала Айникки и спросила:

– Куда ведет эта тропинка?

– В Похъёлу, – ответил Карху, не открывая глаз.

«Ага… Значит, в обратную сторону – земли карьяла…»

Айникки снова повернулась к заросшей лесом долине. Карху сейчас не смотрит – эх, вот бы кинуться вниз, да кубарем – до самой опушки! Вот бы сейчас лыжи или сани – никакой медведь не догонит! «Остынь», – приказала себе Айникки. Это все пустые мечты; если она в самом деле хочет сбежать, то должна всё хорошенько продумать, а главное – выяснить намерения Карху.

Зачем он увел ее с собой? Сначала Айникки заподозрила худшее. Ей вспоминались сказки о зверях, которые похищали девушек, чтобы брать их в жены… Но таких намерений Карху не проявлял. Тогда зачем?

– Долго ли ты собираешься меня тут держать? – спросила она, подойдя к порогу.

– А ты куда-то спешишь?

– Мне рожать весной, – жалобно сказала Айникки. – А я бы не хотела, чтобы мой ребенок родился в этих гнусных пещерах, среди тех мерзких карликов, которые меня ненавидят… Кто у меня роды примет?

– Я сам и приму.

Айникки недоверчиво на него взглянула. Но Карху даже глаз не открыл. А ей снова стало страшно. Заподозрила внезапно: не ребенок ли ему и нужен? И снова вспомнила, как в сказках – уже других – звери крадут человеческих детей, чтобы воспитать их подобными себе – или попросту съесть…

«Нет, не в этом дело! Думай, Айникки!»

Карху говорил, что искал Ильмо, а нашел ее. Что это значит? Айникки вспомнила, как блестели торжеством его глаза, когда он узнал о ее беременности.

Что ему надо, этому чудовищу?

Стать богом, вот что надо… Сам и признался.

Но как это связано с Ильмо и его нерожденным ребенком?

Нельзя сидеть сложа руки. Надо что-то предпринять!

Вдруг Айникки замерла. Она увидела далеко внизу четыре черные точки на гладком белом склоне. Вот они вышли из леса… и медленно поползли вверх…

Люди? Тут есть люди?!

Она пугливо оглянулась на Карху. Старый чародей мирно дремал на солнышке. Не надо ему говорить…

– А, ты их тоже увидела? – спросил он лениво. – Будь у тебя глаза поострее, ты бы их даже узнала.

– Кто там?!

– Двоих я не знаю. Но третьего в старые времена встречал, а еще одна недавно здесь гостила… Иди-ка ты в пещеру, пока не простудилась с отвычки.

– А ты? – спросила Айникки с подозрением.

– А я еще немного задержусь…

Выйдя из леса, Вяйно внезапно остановился.

– Что такое? – спросил Йокахайнен, быстро оглядываясь.

Но вокруг царили глухая тишина и покой спящих зимних гор.

– Мы почти на месте, – сказал чародей. – Вон там пещеры Карху. И сам он нас уже увидел.

– Откуда ты знаешь?

– А вон он. И Айникки с ним.

При этих словах Ильмо и саами принялись изо всех сил вглядываться в окружающие горы, но даже входа в пещеру не увидели. Тем временем Вяйно снимал рукавицы и отвязывал лыжи.

– Раз уж он нас заметил, пора приниматься за дело, – сказал он. – Эй, нойда, дай-ка твое копье!

Он забрал копье у Йокахайнена и принялся чертить на снегу рунные знаки.

– Сейчас я вам покажу, – приговаривал он, – как охотились в старые времена райдены.

Когда сложный составной знак был закончен, Вяйно выпрямился, достал из заплечного мешка кантеле и запел:

Ильмо прислушивался с жадным любопытством. Наконец-то он узнает, что такое колдовская охота! Столько лет уговаривал он Вяйно показать ему что-нибудь из райденских приемов и вот, наконец, дождался. Но руна, которую негромко тянул Вяйно, была ему хорошо знакома. Древнее охотничье заклинание, в котором не было ничего тайного – хватило бы терпения пропеть целиком…

Разочарованный, Ильмо глянул на вырезанный в снегу знак и от удивления перестал слушать руну вовсе. Перед ним извивалась четырежды изломанная линия знака «Ураган». Этот знак означал стихийное, хаотическое разрушение, неподвластное человеческим силам, и, выпадая в гадании, считался крайне неблагоприятным. А уж прибегать к нему нарочно!.. Ильмо не успел подумать о всех последствиях безрассудства, на которое, по его мнению, пошел Вяйно, – эти последствия не заставили себя ждать. Внезапно взвыл ветер, заскрипели стволы деревьев, поднялась поземка – а Вяйно, вместо того чтобы успокоить силы, которые сам же растревожил, всё пел себе и пел!