Дмитрий Миконов - Отмеченный сигилом [litres]

– Убери! Не так надо! – Возникшая перед глазами рыжая знахарка оторвала лоскут от подола своего дорожного платья, смочила его какой-то жидкостью из стеклянной колбы и аккуратно обтерла рану. – Ого! Холодный какой, будто помирать собрался… Так, убери это, задери… да не руку, дурень! Рубаху задери! Я перевяжу сейчас.

Негоциант механически выполнял все, что ему велели. Дьякон какое-то время подавал признаки жизни, но вскоре затих. Из темноты проступили угловатые очертания живореза. Рыжая попятилась.

– Гнида, уходи! – жестко приказал джарах и покрепче обхватил рукоять стилета здоровой рукой. – Я благодарен тебе, но отныне быть среди людей тебе заказано! Иди в самую чащобу на север, подальше от людей.

– Мы. Возвратили. Долг, – неожиданно проревела тварь множеством голосов, в которых не было ничего человеческого. – Но десятник открыл. Не те двери. Не попадайтесь. Больше. На нашем пути.

Существо недовольно заворчало, защелкало жвалами, застрекотало челюстями. Негоциант с содроганием заметил на них кровь и ошметки мяса. Наконец оно развернулось, судя по звукам – подцепило тело Дьякона и утащило за деревья. Лаен перевел дух и устало закрыл глаза.

Пеленая рану, знахарка нет-нет да и посматривала в сторону деревьев, за которыми скрылся Гнида, прикусывая крепкими зубами краешек губы. Наконец, она бодро заключила:

– Вставай, везунчик! Жить будешь.

– Ты почему не убежала? – ровным голосом спросил он. – Дьякон не пощадил бы.

– Я не умею… на лошади… боюсь, – просто ответила она.

Широко расставив ноги и уперев локти в колени, атаман Вальсо скрючился в гостевом кресле собственного кабинета, мял дрожащими руками растрепанную шевелюру и обильно потел. И немудрено – напротив него за столом степенно восседал чернобородый монах с застарелым рубцом во всю щеку и неторопливо хлебал куриную похлебку. Второй серый, еще совсем мальчишка, видно послушник, примостился на краешке кровати атамана и с подозрительным интересом разглядывал висевшее в шкафу оружие. Еще трое шастали где-то по станице вместе с Укусом и отлавливали оставшихся бунтовщиков.

Тщательно облизав деревянную ложечку, монах строго взглянул на атамана:

– Осталось еще варево?

– Какой там! – Вальсо обреченно махнул рукой. – Всю кухню, подлецы, перевернули! Разгромили подчистую! Благо котелок в моем кабинете стоял… правда, где-то есть мешок чечевицы, если не утащили, ироды. Сейчас прикажу – мигом каши сварганят.

– Это печально, – заключил Парва, обернул ложечку кусочком чистой ткани и убрал за пазуху. – Ну, рассказывай.

– А чего рассказывать-то? – буркнул атаман. – Все делали как было велено: с вашего предыдущего визита, наверное, человек тридцать – сорок задерж… опросили. Все по бумаге записано писарем моим, Хосом. Как положено, чин по чину. Я б позвал его, но запропастился, стервец, куда-то… Так вот, о чем я?.. А, троих, значит, прямиком в Атрель к графу отправил. – Вальсо наморщил лоб. – Эх, вспомнить бы… первый – точно ростовщик. Сказывал, что на момент Ритуала в столице ошивался… А, ведь верно! – похвалил сам себя атаман и просветлел взором. – Это тот, который сознался, что с Берлогой и их убивцами дела вел. Мы его знаете как раскусили? Нипочем не догадаетесь!..

– Погоди, атаман, – остановил его Парва. – О подвигах своих позже нам поведаешь. Времени достаточно будет. Мне интересно – в станице у тебя что произошло? Брат Гастон ни одного живореза не унюхал. Из-за чего тогда весь сыр-бор?

– А, это!.. Неблагодарные просто, – обреченно мотнул головой атаман. – Я их кормлю, воспитываю, можно сказать, а они меня натурально в гузно послали. Твари неблагодарные! Слушайте, э-э-э… преподобный Парва…

– Экзарх Парва.

– Да, прошу прощения. Экзарх Парва, а скажите мне, вот этот ваш брат Гастон… Он может, например, ведьму почуять?

Парва удивленно поднял брови:

– Ведьму? Какую еще ведьму?

– Ну обыкновенную. Она к нам вроде как с Небесного плато вместе с беженцами пришла… А, нет, не так. Эх, памяти совсем не стало. Вы позволите?

Монах терпеливо наблюдал, как атаман трясущимися руками наполнил стакан мутной брагой, а затем, не торопясь и смакуя момент, опустошил его несколькими мощными глотками.

Крякнув от переизбытка чувств, Вальсо обтер усы рукавом и, запинаясь и пересказывая одно и то же по нескольку раз, поведал о последних днях жизни станицы. Внимательно выслушав его, Парва сделал повелительный жест, и молодой послушник быстро вышел из кабинета.

Но перед тем как сделать это, неожиданно задал атаману вопрос:

– В шкафу у вас, сударь, оружие интересное. Вот этот клинок, например. К имперским джарахам случайно не имеете отношения?

– Что? Как-кой клинок? Ничего не знаю, оружие все трофейное! Вот взять, к примеру, мою саблю…

– Ивар!

– Прошу прощения, экзарх! – Сверкнув глазами на атамана, дотошный юнец пулей вылетел за двери.

Посчитав, что удачно выкрутился, Вальсо с облегчением откинулся на спинку кресла и вновь протянул было руку к бутылке, но экзарх без разговоров убрал ее под стол. Сцепив пальцы в замок, он наклонился в сторону атамана:

– Так и быть, поможем тебе поймать адепта тьмы. Так что ты там говорил насчет кочевого торговца?

– Ваши бумаги… то есть наши, которые мой писарь составлял… а, ну нет, правильно – ваши, я лично отдал негоцианту каравана барону Лаену Тарку. – Вальсо облизал внезапно пересохшие губы. – Вы же понимаете… Ситуация! А если бы чертяки подожгли тут все? Вон первый этаж, например… вашими стараниями, между прочим. А знаете, какая там мебель стояла?! Да если бы я ее продать решил…

Парва вдохнул, двумя пальцами вытянул из кармана робы объемистый мешочек и кинул на стол пару золотых монет достоинством в десять лир каждая. Через мгновение они исчезли в кулаке атамана.

– Благодарствую! Вот это по совести! Там, конечно, еще…

– С нами поедешь.

– Зачем это? – насупился Вальсо. – Не-э, мне никак нельзя. У меня тут по станице баламуты бегают, убивец ножом ведьм призывает, не-эт, так не пойдет…

– Порядок навести тебе один день даю. А мы с братьями за это время прислужника Шуйтара разыщем. Верного человека на хозяйстве оставишь, хоть того же Укуса. А ты с нами в Атрель. Все ясно?

– Понял… господин экзарх, – упавшим голосом подтвердил Вальсо.

В этот момент под окнами послышался топот множества лошадиных копыт. Монах и атаман переглянулись и не сговариваясь подошли к окну.

Со стороны конюшен, откуда давеча так вовремя появились монахи, к усадьбе подъезжали всадники, около двадцати человек. Короткие кожаные куртки без рукавов и нашивок. Островерхие шлемы без наносников, позволяющие рассмотреть угрюмые лица. У каждого к седлу был приторочен клевец на длинной рукояти, ударная часть которого походила на загнутый книзу птичий клюв, а обух имел форму молота. Приблизившись, всадники разъехались в стороны, беря строение в клещи и тем самым блокируя оба выхода.