Марлон Джеймс - Черный Леопард, Рыжий Волк [litres]

– Понимаю, зачем я тебе понадобился.

Я знал, что он лыбится, хотя и не видел этого.

– У тебя один только нос, чтоб нюхать, и есть, – сказал он. – У меня целая голова имеется. Тебе надо найти этого мальца. Я найду его за четверть луны, раньше, чем его отыщет человек с крыльями.

– Семь ночей? Ты говоришь, как человек, кого я когда-то знал. Ты хотя бы думал, что нам делать, когда мы найдем его?

– Погоня, Следопыт. Пленение я другим оставляю.

Он растянулся на траве, а я смотрел на пальцы ног. Потом взглянул на луну. Потом перевел взгляд на облака, белые и сияющие поверху, серебристые посредине и черные снизу, будто дождем беременные. Попробовал сообразить, почему никогда не думал об этом мальчишке, ни о том, как он мог бы выглядеть, голос у него какой, а ведь из-за него-то мы тут и оказались. Хочу сказать, я думал о нем, когда доискивался до всего, что произошло, только меня больше занимали Фумангуру и враки Белекуна Большого, а еще то, как обе, и Соголон, и Бунши, игрались со сведениями, занимали все, кто отыскивал мальца, больше, чем сам мальчишка. Я думал о целой комнате женщин, что того и гляди драться начнут за хилого любовника. Даже надобность в мальце у этого самого Аеси искрила во мне как-то ярче, чем сам малец. Хотя я был уверен, что сам Король и был тем, кто желал его смерти. Этот Король Севера, этот Король-Паук о четырех руках и на четырех ногах. Мой Король. Мосси издал какой-то звук, нечто среднее между вздохом и стоном, и я обернулся к нему. Лицо его было обращено ко мне, но глаза закрыты, и лунный свет неспешно скользил по этому лицу.

Еще до первого луча ветерок принес из дальней дали запах животных, и я подумал о Леопарде. Гнев горел во мне, но потом он быстро ушел, оставив грусть и множество слов, какие я мог бы высказать. Смех его эхом скакал по всему утесу. И незачем было скучать по нему. Я годы провел, не видя его, прежде чем мы встретились на том постоялом дворе, но до того я всегда чувствовал, что мы с ним едины душою, и если он когда-нибудь понадобится мне, то явится безо всяких моих просьб. Препротивный Фумели влез в мои мысли и вызвал желание сплюнуть. Все равно я подумывал, где он. Запах его не был для меня неведом: я мог бы, порывшись в памяти, отыскать его, но не делал этого.

Отправились мы до рассвета. Буффало то и дело кивал себе на спину, пока я не взобрался на нее, лег и быстро уснул. Проснулся я оттого, что моя щека терлась о жесткие волосы на груди О́го.

– Буффало устает нести тебя, – сказал Уныл-О́го, его громадная правая рука поддерживала мою спину, а левая подхватывала ноги под коленками.

Впереди скакали Соголон с девочкой и Мосси – один. Солнце почти зашло, расцветив совсем безоблачное небо желтым, оранжевым и серым. Вдали по обеим сторонам высились горы, но земля была ровной и поросла травой. Я не хотел, чтоб меня, словно дитя малое, на ручках носили, но и верхом вместе с Мосси ехать тоже не хотел, а пойди я пешком, так всех задерживал бы. Притворно зевнув, я закрыл глаза. Но тут он забрался мне в нос, и меня передернуло. Малец. Я едва не выскользнул из руки Уныл-О́го, но он подхватил меня и спустил на землю. На юге, но направляется на север, это так же точно, как и то, что мы на севере и направляемся на юг.

– Малец? – спросил Мосси. Я не видел, когда он спешился, и не заметил, что все остановились.

– На юге. Не могу сказать, как далеко. Может, день, может, два дня. Соголон, он на север направляется.

– А мы на юг направляемся. Встретимся в Долинго.

– Вы, похоже, чересчур уверены, – заметил Мосси.

– Теперь я уверена. Десять дней назад была не так уверена, пока не поехала и не сделала свое дело, так же как Следопыт едет и делает свое дело.

– Предлагаю хороший обмен, – обратился я к ней. – Ты рассказываешь мне, как ты своими познаниями дошла, а я тебе расскажу, как дошел – своими.

– Да, малец на «горячо», потом на «холодно». «Горячо» на один день, а потом раз – и «холодно». Никогда не пропадает, нет? Совсем не как у какого-то мальчишки, что слишком далеко убежал, и запах его просто пропал, словно он в речку погрузился, чтоб диких собак со следа сбить. Это не загадка, Следопыт, ты наверняка знаешь почему.

– Нет.

– Дом с человеком, что многим мне обязан, впереди. Мы останавливаемся там. И… дом человека…

Ветер сшиб ее с лошади, подбросил высоко в воздух и бросил на землю, распластав на спине. Дыхание вырвалось у нее изо рта. Девочка спрыгнула с лошади, побежала к Соголон, но ничто в воздухе пощечин ей не давало. Пощечину я слышал: звук влажной кожи о кожу, только ничего не видно, девочка дергала головой то влево, то вправо. Соголон подняла руку, защищая лицо, будто кто-то подступал к ней с топором. Мосси спрыгнул со своей лошади и бросился к ней, но ветер и его сбил с ног. Соголон упала на колени и ухватилась за живот, потом закричала, потом завопила, потом сказала что-то на языке, коего я не знал. Все это я видел раньше, как раз перед Темноземьем. Соголон поднялась на ноги, но порывом воздуха ее ударило по лицу, и она опять упала. Я достал свои топорики, но понимал: проку от них не будет. Мосси опять побежал к Соголон, и ветер опять сбил его с ног. Порыв ветра донес голоса: вскрик – одно дуновение, смех – следующее. Что бы то ни было, оно нарушало заклинание Сагномы, я чувствовал, как что-то на мне и что-то во мне пыталось спасаться бегством. Соголон прокричала что-то, снова на том же языке, когда ветер ухватил ее за шею и бросил на землю. Девочка, поискав вокруг палку, нашла камень и стала вычерчивать руны на песке. Пальцами своими она рисовала, процарапывала, копала и смахивала землю, выводя на ней руны, пока не сотворила из них круг, в центре которого сидела Соголон. Буйство в воздухе умерилось до обычного ветра, а потом и совсем стихло.

Соголон поднялась, все еще стараясь отдышаться. Мосси бросился помочь ей, но девочка прыгнула между ними и оттолкнула его руку.

– К ней ни один мужчина прикасаться не должен, – сказала она. И это был первый раз, когда я такое слышал. Впрочем, она позволила О́го поднять Соголон на лошадь.

– Те же духи, что возле Темноземья? – прокричал я ей.

– Это человек с черными крыльями, – ответила Соголон. – Это не?..

Я тоже это расслышал: вдоль дороги, по обеим ее сторонам, треск стоял, будто земля лопалась. Буффало остановился и развернулся. Девочка, стоявшая возле Соголон, схватила свои пожитки и рывком извлекла из них коротенькое копье. Земля продолжала трещать, и девочка схватила Соголон, помогая той удержаться на лошади. Буффало пустился рысцой, а Уныл-О́го уже собирался посадить меня к себе на плечи. От трещавшей земли исходили жар и запах серы, отчего мы закашлялись. А еще доносилось старушечье кудахтанье – все громче и громче, пока не превратилось в глухой гул.