Марлон Джеймс - Черный Леопард, Рыжий Волк [litres]

– Долгая вышла история, – произнесла высокая женщина. – Кто был тот мужчина?

– Кто?

– Высокий белый мужчина. Кто это был?

– Имя его не помнит ни один гриот.

– Что за волшбу он в ней оставил, из-за чего это случилось?

Свет снова начал светиться в женщине. Она вздрагивала всякий раз, когда это случалось, будто на нее припадки нападали.

– Никто не знает, – ответил подаватель фиников.

– Кто-то знает, только не ты.

Высокая перевела взгляд на Барышника:

– Как ты ее из тюрьмы вызволил?

– Это было нетрудно, – хмыкнул тот. – Они уж давно не чаяли, как от нее избавиться. Она даже мужиков не заботила. Каждый день, как только она вставала, так говорила, что он на восток идет или на юг, и бежала в ту сторону прямо в стену или в железную решетку, о какую два раза себе зубы ломала. Потом вспомнит про свою семью и снова совсем с ума сходит. Мне ее продали всего за одну монету, когда я сказал, что продам ее какой-нибудь хозяйке. Держу ее тут до поры, как она пользу приносить станет.

– Пользу? Ты ж стоял в ее дерьме, видел червей на дохлой собаке, какую она жрала.

– Ты ничего не понимаешь. Белый человек. Он ее не убил, и что он делает, он делает и с другими. Множество баб вроде нее бегают на воле в этих землях, и множество мужиков тоже. Даже дети есть и, я слышал, один евнух. Из баб он берет все, так что у них не остается ничего, только ничего – это чересчур много, чтоб снести одной бабе, вот она и ищет, бегает, высматривает. Взгляни на нее. Даже сейчас она хочет быть с ним, она будет с ним рядом, и ей больше ничего не надо, она позволит ему съесть себя и ни за что не даст ему уйти. Никогда не перестанет она следовать за ним. Он теперь ее опиум. Взгляни на нее.

– Я гляжу.

– Когда он двигает на юг, она бежит на юг, к тому окошку. Когда он поворачивает на запад, она замирает и несется туда, пока цепь ее обратно за шею не дернет.

– Он кто?

– Ты знаешь кто.

– Эта сказка твоя уже в зубах навязла. А мальчик?

– Что – мальчик?

– Ты знаешь, о чем я спрашиваю, достопочтенный.

Барышник ничего не сказал. Высокая женщина опять посмотрела на женщину на цепи, когда та подняла голову от измаранных рук. Казалось, высокая улыбается ей. Цепная плюнула ей на щеку. Высокая ударила ее по лицу так крепко и так быстро, что цепная врезалась в стену и сползла на пол.

– Будь у этой сказки крылья, она б уже долетела до востока, – сказала высокая. – Ты хочешь пойти по следу пропавшего мальчика? Начни с тех ребячьих насилий над старейшинами в Фасиси.

– Мне нужно, чтобы ты пошла по следу этого мальчика, того, какого эта баба видела в компании белого человека. Это он.

– Старая сказка, какой мамаши детей пугают, – фыркнула высокая женщина.

– Скажи мне правду – почему ты сомневаешься? Никогда прежде не видела бабы вроде нее?

– Я даже убила нескольких.

– Люди из Нагити на всем пути до Миту болтают про то, что видели белого человека, белого как глина, с мальчиком. И других тоже. Есть много рассказов о том, как они входили в городские ворота, но ни один из наших агентов не засвидетельствовал их уход.

Подаватель фиников заговорил:

– У нас есть…

– Ничего. От сумасшедшей, тоскующей по своей малютке-соне. Уже поздно.

Я схватил Леопарда за руку, все еще ворсистую, все еще готовую в лапу обратиться, и кивнул на нижний этаж. Мы спустились и спрятались в пустой комнате, выглядывая из темноты. Когда женщина спустилась по ступеням, мы выглянули из темноты. Она остановилась на полпути и посмотрела на нас, но тьма был такой густой, что кожей чувствовалась.

– Мы дадим вам знать о своем решении завтра, – сказал она другим.

Дверь закрылась за ней. Вскоре следом вышли и Барышник с подавателем фиников.

– Нам надо уходить, – сказал я.

– Нет, – буркнул Леопард и повернулся к ступеням наверх.

– Ты что делаешь, котяра?

Я пошел за ним и схватил его за руку, когда он уже стоял на лестнице.

– Освобождаю эту бедную женщину.

– Ту самую женщину, в чьих жилах молнии мечутся? Женщину, что ест с трупа собаки?

– Посмотри на себя. Никакого понимания того, что происходит с животным, если их на цепь сажают.

– Она не животное.

– Нет. Зови этим животным меня.

– Етить всех богов, котяра, думаешь, я желаю ссориться сейчас? Давай покончим с этим. Спросим работорговца об этой женщине, когда увидим его. И потом, цепи на шее и ногах женщины ничуть тебя не смущали всего ночь назад.

– То – другое. То были рабы. А это – узница.

– Все рабы – узники. Мы идем.

– Освободить ее я должен, и тебе меня не остановить.

– Я тебя и не останавливаю.

– Кто это идет? – раздался голос.

Цепная услышала нас.

– Неужто это мои мальчики? Мои милые мальчишки-шалуны? Вас так долго не было, а я все еще просяную кашу не сварила.

Леопард поднялся на ступеньку, и я схватил его за руку. Он оттолкнул меня. Цепная, увидев его, тут же отбежала и забилась обратно в свой угол. Может, это и из-за того, что за ним я поднимался. Не думаю, чтоб в ее памяти уцелело время, когда приближение мужчин не означало для нее беды.

– Покой. Да пребудет в тебе покой. Покой, – раз за разом повторял Леопард.

Она бросилась на него, потом на меня, потом опять на него, задыхаясь на конце цепи. Я отступил назад, не желая, чтоб она думала, будто мы загоняем ее. Она спрятала лицо и опять принялась плакать. В комнате было до того темно, что луна сделала наши тела голубыми.

Как могло какое угодно существо так запугать другое существо? Кем надо быть, чтоб учинить такое? Что они наделали? Асанбосам у меня из головы вылетел еще годы назад, но я видел, как она тряслась, подвывала, ожидая, кто еще следом явится, и от этого (а тут еще и дохлятина эта собачья!) я зажмурился и увидел себя висящим на том дереве.

Леопард повернулся и глянул на меня. Лицо его почти терялось во тьме, но я видел, как вздернулись, умоляя, его брови. Он был слишком чувствителен. Всегда был такой. Только для него все это было ощущениями. Частое сердцебиение, похотливое волнение, пот, стекающий по шее. Мы остановились у каких-то камней на втором пролете.

– Леопард, она не сможет позаботиться о себе. Ле…

– Им нужны мои мальчики. Все забирают моих мальчиков, – бормотала она.

Леопард прошел мимо меня и сбежал вниз по лестнице. Возвратился он с кирпичом. Обратно к стене, подальше от женщины, и он молотит по концу цепи, закрепленному в цементе. Сперва она попыталась убежать, но он успокоил ее: «Ш-шшшш». Цепная отвернулась, но была недвижима, пока Леопард молотил по цепи. Цепь звякала да звякала, ее было не разбить, зато разбилась стена: она крошилась и крошилась, пока он не вырвал из стены державший цепь гвоздь.

Цепь брякнула на пол. Я услышал бряканье в самом низу лестницы. В темноте я не увидел, как она встала, но слышал, как шаркают ее ноги. Леопард подошел к ней. Он стоял прямо перед ней, когда она перестала дрожать и подняла взгляд. Проникающий слабый свет коснулся ее мокрых глаз. Леопард тронул обруч на ее шее, и женщина вздрогнула, но он указал на пролом в стене и кивнул. Кивнуть она не кивнула, но держала голову книзу. Я видел Леопардовы глаза, хотя в комнате стояла темень, порой мешавшая видеть их. Свет, мерцавший в его глазах, исходил от нее.