Марлон Джеймс - Черный Леопард, Рыжий Волк [litres]

– Дом этот принадлежит человеку из клана Ньембе. Он мне многим и многими жизнями обязан.

Я проследил за взглядом Соголон, смотревшим вниз из окна. По извивающейся змеей улице подходили люди. Группы по трое-четверо, они так шагали в ногу, что это походило на маршировку. Или двигались как люди, привыкшие ходить маршем. С востока приближались всадники на белых и черных лошадях с красной упряжью, лошади не были укрыты с головы до хвоста, как жеребцы Джубы. Двое мужчин шли под нами бок о бок. Тот, что был дальше от дома, укрыл голову шлемом из львиных волос, на нем был черный, обшитый золотом плащ с прорезями для рук по бокам, под ним белая рубаха. На поясе он носил длинный меч. Второй мужчина был лысым. Плечи ему укрывала черная шаль, под ней свободная черная туника, на ногах белые брюки, на поясе в ярких красных ножнах висел кривой ятаган. Трое конных пробирались по змее-улице, все трое скрывали лица под черными чалмами, все трое в кольчугах, в черных длинных рубахах над ногами в латах, с пикой в одной руке и уздечкой в другой.

– Чья армия собирается?

– Это не армия. Не королевские солдаты.

– Наемники?

– Да.

– Кто? Я недавно в Конгоре.

– Это воины Семикрылы. Черное одеяние сверху, белое снизу, как у их символа, ястреба-перепелятника.

– Зачем они собираются? Войны нет, слухов о войне тоже.

Соголон глянула в сторону. И сказала:

– Это в Темноземье нет.

По-прежнему глядя на собиравшихся наемников, я заметил:

– Мы вышли из леса.

– Лес не ведет в город. Лес даже в Миту не ведет.

– Есть двери – и есть двери, ведьма.

– Я знаю те двери, о каких ты говоришь.

– Мудрая женщина, ты обо всем знаешь? Что за дверь сама собой закрывается и ее больше нет?

– Одна из десяти и еще девяти дверей. Ты говоришь о ней во сне. Я не знала ни о какой двери в мрачных землях. Ты вынюхал ее?

– А теперь и тебе есть над чем позубоскалить.

– Откуда тебе было знать про дверь в мрачных землях?

– Просто знал.

Она что-то прошептала.

– Что? – переспросил я.

– Сангома. У тебя, должно, умение Сангомы, потому ты и видишь, даже когда глаза твои слепы. Никто не знает, где подворачиваются десять и еще девять дверей. Хотя старые гриоты говорят, каждую дверь боги создают. И даже старейшие из старейшин будут пялиться на тебя и говорить: болван, ничего такого не бывает во всех мирах над и под небесами. Другие же люди…

– Ты о ведьмах говоришь?

– Другие люди скажут, что это дороги богов, когда те разъезжают по этому свету. Ступил через одну – и ты в Малакале. Ступил через одну – в Темноземье, и смотри: ты в Конгоре. Ступи еще через одну – и ты, глядишь, в Южном Королевстве вроде Омороро, а может, и вовсе в царстве не от мира сего. Некоторые, пока не поседеют, время тратят на поиски хотя бы одной двери, а тебе только и забот, что вынюхать ее?

– Биби был Семикрылом, – произнес я.

– Он был всего лишь охранником. Ты вынюхиваешь игру, в какую никто не играет.

– Семикрылы работают на того, кто платит, но никто не заплатит больше, чем наш великий Король. И вот они собираются возле этого дозорного поста.

– Ты выслеживаешь мелочи, Следопыт. Оставь большие дела большим людям мира сего.

– Если для этого я пробудился, то пойду-ка обратно спать. Как Леопард с О́го?

– Боги даровали им благую судьбу, но поправляются они медленно. Кто такая эта безумная обезьяна? Она снасильничала их?

– Странно, как это я не умудрился спросить этого. Может, она собиралась души их высосать и чувства их вылизать?

– Фу! Скверны из твоего рта меня утомили. О́го, конечно же, стоит, потому как не падает никогда.

– Этот – мой О́го. Девочка все еще с тобой ездит?

– Да. Два дня выбивала я из нее эту дурь обратно к зогбану сбежать.

– Она пустой груз. Оставь ее в этом городе.

– Что ж за день такой: мужчина учит меня, что надо делать! Не будешь любезен поговорить о ребенке?

– О ком?

– Мы в Конгор зачем приехали?

– А-а. За эти минувшие двадцать и еще девять дней что нового стало известно про тот дом?

– Мы не ходили.

Это «мы» я оставил до следующего раза. А сказал же:

– Я не верю тебе.

– Что ж за день такой: меня, вишь, заботить должно, чему верит какой-то мужчина!

– Что за день, когда такие дни настали. Только устал я, а Темноземье лишило меня боевого задора. Так ходили вы в тот дом или нет?

– Я вселяю мир в душу девочки, какую чудовища растили себе на завтрак. Потом ждала подходящего момента, чтобы вернуться к тебе. Малец не больше прежнего пропал.

– Тогда мы должны пойти.

– Скоро.

Хотел я сказать, что, видать, никто не рвался честно исполнить наше задание и отыскать мальца, никто – это значит она, но она направилась к дверям, и я заметил, что двери-то не было, только занавеска висела.

– Чей это дом? Это гостиница? Таверна?

– Говорю еще раз. Человека, у кого чересчур много денег и кто слишком многим мне обязан. Мы скоро встретимся. Он носится повсюду, как безголовая курица, стараясь отстроить новую комнату, или этаж, или окно, или клетку.

Она уже зашла за занавеску, когда обернулась:

– День уже на исходе. А мы с тобой знаем, что ночью Конгор – другой город. Приглядывай за своими котярой и великаном.

О́го сидел на полу, опробовал свои железные перчатки: бил в левую ладонь до того крепко, что у него в руках маленькие молнии высверкивали. Все его лицо выражало одно: пустота. Потом, когда он наносил удар по руке, в нем пробуждалась злоба, и он фыркал сквозь зубы. Потом опять делался никакой. Я стоял перед ним, сидящим, и впервые взгляды наши встретились на одном уровне. Солнце перевалило за полдень, но в комнате становилось по-вечернему сумеречно. Еще в этой комнате кладовку устроили. Я нюхом чуял орехи колы, цибетиновый мускус, свинец и – двумя-тремя этажами ниже – сушеную рыбу.

– Уныл-О́го, ты сидишь тут, как солдат, у кого руки подраться чешутся.

– Чешутся убивать, – отозвался он и опять ударил в ладонь.

– Может, скоро и придется.

– Когда мы обратно в Темноземье поедем?

– Когда? Никогда, дружище О́го. Следом за Леопардом никак ходить было нельзя.

– Если б не ты, мы б там до сих пор спали.

– Или стали бы мясом для безумной обезьяны.

Уныл-О́го рявкнул по-львиному и ударил рукой в пол. Комната дрогнула.

– Я вырву хвост из ее засратой задницы и заставлю съесть его.

Я тронул его за плечо. Он передернулся на миг, потом отошел.

– Само собой. Само собой. Как скажешь, так и будет сделано, О́го. Ты пойдешь с нами? К тому дому. Искать мальца, куда бы это нас ни привело?

– Да, а как же, почему бы мне не пойти?

– Темноземье многих меняет.

– Меня поменяла. Видишь вон там? Вот то на стене?

Он указала на клинок, длинный и толстый, железный, тронутый коричневой ржавчиной. Рукоять широкая, на две руки, толстое прямое лезвие до половины, а там изгиб полумесяцем вроде откушенной луны.