Марлон Джеймс - Черный Леопард, Рыжий Волк [litres]

Но Уныл-О́го не раздражительность мучила, его угнетало уныние. Во время подготовки Устроитель Зрелищ велел бить его палками, но все палки ломались, а все люди падали в изнеможении прежде, чем Уныл-О́го хотя бы с пола поднимался. Про О́го ты вот что запомни. Большинство их вовсе не чувствуют ни радости, ни уныния. О́го мало что понимают, а нрав у них таков, что их мигом бросает то в холод, то в жар. Два О́го, что скажут: «Если убьешь его, моего братана убьешь», – тем не менее размозжат этому братану башку по самые плечи. Никто О́го не обучает. Никто и не нужен. Их можно лишь ввергнуть в безумие или в голод. И Уныл-О́го ни с одним О́го не дружит, и ни один О́го не дружит с ним, ни тот, кто выше деревьев и сложеньем на слонов побольше, ни тот, кто низкоросл, зато широк и крепок, как скала, и тот, у кого мышцы на спине и плечах вздымаются выше головы, и люди говорят, что он обезьяна. И тот, кто сам себя в синий цвет выкрасил, и тот, кто мясо будет есть сырым. И Устроитель говорит:

– Слушай, я тебя в цепях не держу. Я людям не хозяин. Ты приходишь, когда приходишь, ты уходишь, когда уходишь, и из того, что я получу по ставкам на тебя, ты получишь половину, а из того, что получу по ставкам против тебя, ты получаешь треть, а если ты побеждаешь и пришедшие полюбоваться осыплют тебя каури и монетами, то я из этого возьму всего одну пятую. Ko kare da ranar sa . На что бы ты хотел потратить свои деньги, мой унылый О́го?

– Мне б столько, чтоб хватило уплыть на дау [42] Одно- или двухмачтовая лодка для плавания в прибрежных водах. , какая меня выдержит.

– Уплыть куда?

– Неважно. Я поплыву от, а не к.

В вечер первого боя семь О́го и Уныл-О́го строем вышли на место побоища. То была всего лишь дыра глубоко в земле, остатки колодца, уходившего вниз локтей на двести, может, больше. Из неровной земли повсюду вылезали камни, скалистые уступы шли по всему кругу на разной высоте, на них стояли мужчины, дворяне и вожди, вместе с немногими женщинами. Они сделали ставки на каждый бой, каких в тот вечер было четыре. На дне колодца твердое возвышение выступало из воды. Устроитель поставил Уныл-О́го на второй бой, говоря: «Этот, он новый, он свежий, мы зовем его Грустноликий. – Уныл-О́го вышел в красном макауви [43] Мужское одеяние, распространенное на Малайском архипелаге (соронг) и островах Тихого океана: кусок ткани (зачастую сшитый), обернутый по поясу на манер юбки. вокруг пояса и встал рядом с Устроителем. – Да дадут ему силу боги грома и пищи, потому как, глядите, вот выходит еще один», – выкрикнул Устроитель и метнулся в воду, откуда выбрался на уступ. Мужчины кричали, суматошно похлопывали и переругивались. В корзине спустили девушку забрать ставки. Устроитель возгласил:

– Ого, что там у нас, вот он выходит, Спинолом! – И мужчины с нижних уступов поднялись повыше. – Спинолом, он самый опасный, ведь он ест сырое мясо зверей, каких убивает. – Клыки торчали у борца изо рта. Кто-то выкрасил громадное его тело охрой, и оно цвета кровяной ржавчины. Устроитель призвал: – Делайте ваши ставки, достойные джентльмены!

Но не успел он договорить, как Спинолом с размаху нанес удар и сшиб Уныл-О́го в воду. Девушка закричала: «Поднимайте корзину!» Ее Ржавый О́го углядел, едва на арену вышел. Спинолом повернулся к толпе и заревел. Уныл-О́го выбрался из воды, сшиб его с ног и ухватил камень, чтоб башку ему проломить, но он был мокрый, и Спинолом выскользнул из его хватки, перекатился и ударил прямо в подбородок. Уныл-О́го сплюнул кровью.

Ржавый О́го схватил свою дубину с шипами и махнул ею по ногам Уныл-О́го. Тот увернулся и прыгнул на нижний выступ. Спинолом махнул дубиной, но Уныл-О́го ушел от удара нырком и пнул противника по яйцам. Ржавый О́го пал на колени, и его же собственная дубина с шипами врезалась ему в левый глаз. Уныл-О́го схватил дубину и ударил ею Спинолома по голове, потом еще и еще – всмятку. А потом он поднял безголовое тело и швырнул его в мужчин на самом нижнем выступе. Шестеро кинулись на него – шестерых он уложил дубиной.

И вот уж по всему Калиндару разнеслась о нем слава, и вот уж все больше и больше мужчин приходили смотреть и делали ставки. А поскольку колодец был невелик и вместить всех никак не мог, поверху уложили деревянные балки, чтобы больше зрителей могли видеть, а Устроитель принимал за ставку денег в три, в четыре, в пять раз больше, потом от боя к бою назначал новую, даже если зрители раньше уже платили за возможность увидеть и уже ставили на опечаленного О́го.

«Гляньте на него, – говорили они, – гляньте, как вовсе не меняется его лицо».

Он выходил против всех, он убил всех, и вскоре в тех краях О́го стали пропадать. Только вот девушка в корзине, что ставки собирала, она рабыней была, и глаза у нее были такими же печальными, как и у него. Она приносила еду, хотя многие О́го пытались изнасиловать ее. Однажды ночью один схватил девушку и прорычал: «Гляди, как он растет», – повалил ее и уж забираться на ее стал, когда Уныл-О́го рукой ухватил его за ногу, вырвал из клетки, крутанул в воздухе, как дубиной, и шмякнул оземь… и еще раз, и еще раз, и еще… пока от того О́го ни звука не стало слышно. Все это время девушка сидела молча, зато Устроитель сказал:

– Суди тебя боги, печальный мой, уж точно тот великан стоил больше, чем эта маленькая глупышка.

Уныл-О́го повернулся к нему со словами:

– Не зови нас великанами.

Девушка подошла и села возле его клетки. Она пела песни, но – не ему.

– Последняя была из земель на севере, потом на востоке, – сказала она. И добавила тихо: – Нам надо отправиться туда.

– Никто ко мне не привязан, и я не привязан ни к кому, – сказал Устроитель, когда Уныл-О́го сообщил, что скоро уйдет. – Мастерство убивать сделало тебя богатым. Только куда ты пойдешь? Где найдется дом для О́го? А если и найдется дом, милый О́го, не думаешь ли ты, что кто-то от нас ушел бы, чтоб жить в нем?

В тот вечер она пришла к нему и сказала:

– Я высказала все свои стихи до конца. Дай мне новые слова.

Он подошел к прутьям клетки и сказал:

Она неотрывно смотрела на него сквозь прутья.

– Те слова, что я тебе рассказываю, О́го, настоящие, у тебя ужасный голос, и стихи эти жуткие. Гриоты дар свой от богов получают. – Потом она рассмеялась: – Вот какое слово мне дай. Как тебя зовут?

– Меня никак не зовут.

– Как отец зовет тебя?

– «Отродье демонов, какие обрюхатили мою потаскушку-жену и убили ее».

Она опять рассмеялась. И тут же сказала:

– Я смеюсь, но мне от этого очень горько. Я пришла сюда, потому что ты не похож на остальных.

– Я хуже. Я убил втрое больше, чем самый превосходный из бойцов.