Джон Норман - Мечники Гора

Он был Нодати.

— Я рядом с лагерем, но не из лагеря, — ответил он. — Я — тот, кто вне.

Я подумал, что он, действительно, разными способами, был тем, кто был вне. Его замечание прозрачно намекало на то, что он не собирался присоединяться к нашей работе, что он предпочёл бы не вмешиваться в неё.

Это было его решение.

Я поклонился.

— Мастер, — поклонился следом Таджима.

— Мастер, — присоединился Пертинакс.

Дань уважения была принята странным человеком, после чего он повернулся и ушёл.

— Это были Нодати, — с благоговением сказал один из мужчин.

— Я впервые увидел его, но я о нём много слышал, — заметил другой.

— Я что, есть кто-то, кто не слышал бы о нём? — спросил его третий.

— Он больше, чем мужчина, — заявил один из асигару.

— Боюсь, он не согласился бы с этим, — покачал головой второй.

— Думаю, что он меньше, чем мужчина, — сказал третий. — Он только часть мужчины.

— Мужчины бывают разные, — заметил четвёртый. — Он, одна из тех частей, которой может быть мужчина.

— Одинокая, ужасная часть, — добавил пятый.

— Внутри него живёт демон, — заявил третий.

— И святой, — покачал головой первый.

— Или зло, — сказал пятый.

— Он — монстр, — не унимался третий.

— Он — брат клинка, — прошептал первый.

— Он слышит меч, — сказал четвёртый. — Сталь говорит с ним.

— Говорят, острота его клинка такова, что он может рассечь плывущий цветок, не потревожив воды, — сообщил второй.

Я даже не думал сомневаться в этом, поскольку мне случалось видеть что-то подобное. Нет ничего необычного в том, что щёлк падает, разделённый надвое, с встряхнутого меча.

— Его удар подобен молнии, и может разрезать пополам зерно Са-Тарны, лежащее на лбу мужчины, и не задеть кожу, — сказал четвёртый.

В принципе, это было возможно, но я не хотел бы быть тем, кого привлекут для демонстрации.

— Одним ударом он может прорубить семь тел, — сказал пятый.

Если речь шля о телах людей, то это было маловероятно. Требуемая сила превзошла бы мощь урагана.

— Он может наносить удар в восьми направлениях сразу, — заявил первый.

Некоторые из этих заявлений казались мне очевидно невозможными, и были не более чем плодом воображения и легендой, но распространено считать, что в основании легенд лежит семя, потерянное в земле далёкого прошлого, то самое семя, из которого выросли такие легенды, и у меня не было никаких причин сомневаться в том, что в таинственном товарище, только что появившемся, а затем, сразу исчезнувшем, было много, и необычного, и выдающегося.

Однако я был уверен, что он сам не мог быть источником таких рассказов. В действительности, я подозревал, что это были легенды, основанные на действиях кого-то другого, легенды, для которых он оказался, подходящим наследником, хотя я не думаю, что его самого этот факт обрадовал. Такие легенды имеют тенденцию цвести и разрастаться после того, как их предполагаемый источник исчез, и больше не в силах их отрицать. Люди так любят чудеса, что порой кажется почти неучтиво сомневаться в них. Безусловно, такие легенды, по существу, являются предательством и унижением того, кому они обязаны своим происхождением. Возможно, Геракл, Персей и многие другие, если они существовали на самом деле и были достаточно замечательны сами по себе, узнав о приписанных им чудесах, как минимум смутились бы. Нодати, я не сомневался, сам по себе был страстным, великим и харизматическим учителем и мастером меча, и он не требовал, и, несомненно, не оценил бы, мантии мифа, сотканной для других и неуместной на него, мантии, которую набросили на него люди, охочие до чудес.

— А зачем он приходил сюда? — поинтересовался один из асигару.

— Понятия не имею, — развёл руками другой.

— Он взял семь голов, — напомнил третий, — и оставил их у ног Лорда Нисиды.

— А теперь он ушёл, — констатировал четвёртый.

«Интересно, — подумал я, глядя на деревья, за которыми он исчез, — какое он имеет отношение, если вообще имеет, к Лорду Нисиде и его таинственному проекту. Если он положил семь голов перед Нисидой, то не означает ли это, что тот является его даймё. Безусловно, он ничего не просил у Нисиды. Но тогда не было ли это представление по своему характеру, чем-то вроде претензии, символа или, даже вызова или оскорбления? Нодати был пани, но одновременно казался отличающимся от них. У него должны быть некие причины, по которым он оказался в этом лесу, но каковы эти причины?»

Позже я узнал о Нодати больше.

Мне вспомнилось, что Лорд Нисида, после того как нападение было отбито, сказал, что осуществление его планов следует ускорить. И что-то меня заставляло думать, что Нодати как-то фигурировал в этих планах.

— Темнеет, — заметил один из асигару. — Так мы пойдём в сарай?

Признаться, у меня не было никакого интереса рисковать своими людьми, тем более, что я понятия не имел, сколько противников скрывалось внутри, да и были ли они там вообще. Однако, я хотел, по мере возможности, защитить Сару, будучи уверенным, что она находилась там. В целом, я сомневался, что она чем-то рискует, всё же она была рабыней, но трудно предугадать действия напуганных, загнанных в угол мужчин. Конечно, будь она свободной женщиной, ситуация была бы совершенно иной. Из свободной женщины получилась бы превосходная заложница. Впрочем, у рабынь тоже есть своя ценность. Например, их можно продать, выручив несколько монет.

— Нет, — ответил я достаточно громко, чтобы меня было слышно в сарае. — Никого там нет. Возвращаемся в лагерь.

Мужчины, стоявшие вокруг, уставились на меня, кто озадаченно и разочарованно, а некоторые откровенно сердито или укоризненно, но я махнул рукой, указывая назад, вдаль от строения.

— Нет, — остановил я Пертинакса, который казалось, был готов броситься внутрь.

Я не думал, что те люди, что прятались внутри, будут столь просты, что поверят в то, что мы решили, будто бы сарай пуст, причём, даже не сделав попытки обыскать его. Просто я был уверен, что они в курсе тех опасностей, которые поджидали бы нас, решись мы начать поиски, что в темноте, что при свете фонарей или факелов. Факелы вообще были бы не практичны, поскольку одного факела, оброненного в солому, достаточно было, чтобы лишиться стойл, и оставить нескольких тарларионов без крыши над головой. Подобная опасность, конечно, хотя и значительно меньшая, сопровождала бы и использование ламп, огонь в которых был значительно меньше, соответственно и устранить его последствия было бы легче. Разумеется, фонарь давал меньше света, и риск для того, кто входил внутрь повышался. На что я действительно надеялся, так это на то, что наши противники внутри, если они были там, предположили бы что осторожный командир, в данном случае я собственной персоной, предпочёл осмотрительность рискованному вторжению в темноту.