Джон Норман - Мечники Гора

Его имя сообщили мне ещё вечером. Не факт, конечно, что он был в сарае. Однако если он был там, то я хотел повстречаться с ним. Лорд Нисида сообщил мне, что в лагере были шпионы. Лициний Лизий из Турмуса, очевидно, был одним из них. Я бы не удивился, если бы узнал, что остаются и другие.

— Не хочу настаивать, — сказал Таджима, — но разве не было бы разумно ворваться внутрь большими силами?

— Лучше сначала разведать, — ответил я.

— Уж не о рабыне ли Ты беспокоишься? — озадаченно спросил Таджима.

— Она представляет некоторую ценность, — пожал я плечами, — необычный цвет волос и всё такое. К тому же, если Ты не забыл, Лорд Нисида предназначает её в подарок сёгуну.

Таджима кивнул. Если внутри вспыхнет схватка, это был бы бой на ближней дистанции, в котором множество мужчинам, нападали бы друг на друга в замкнутом помещении. В такой ситуации могла бы пострадать даже пугливая, стреноженная кайила, охваченная паникой из-за обилия людей, криков, мелькания и звона мечей, толчков копий, взмахов глеф, свиста стрел.

— Нет, — покачал головой Пертинакс, улыбаясь во весь рот. — Вы не хочешь рисковать потерей своих людей.

— Ага! — усмехнулся Таджима.

Думаю, мне удалось уверить его в том, что Сару не была для меня важна, или, по крайней мере, не имела особого значения. В конце концов, она была всего лишь рабыней. К тому же она не была ни пани, ни контрактной женщиной. В конечном итоге, она была только ошейниковой девкой.

Кроме того, её всегда можно было заменить рабыней с подобной внешностью, возможно даже, ещё более красивой. Я не думал, что он отнёсся бы к этому так же, если бы там находилась бы другая девушка, скажем, Сумомо. Безусловно, Сумомо была пани, да ещё и в статусе контрактной женщины, а не какой-то там ошейниковой девки.

— Готов ли Ты убивать? — спросил я Пертинакса.

— Думаю да, — пожал тот плечами.

— Мне было бы спокойнее, если бы Ты был уверен в этом, — заметил я.

— Я готов, — запнувшись, выдохнул он.

— Тогда входим, — скомандовал я.

Уже у ворот нас встретил запах плесени и тарларионового навоза. Освещение можно было считать приемлемым.

— Щиты, — предупредил я Таджиму и Пертинакса.

Мы шли на полусогнутых ногах, согнувшись, выставив баклеры перед собой, смотря поверх них и стараясь прикрыть ими как можно большую площадь своих тел, в первую очередь, конечно, грудь и горло. Головы наши были защищены шлемами.

Я занял место справа. В данной ситуации поступать так не было никакой особой потребности, но это было сделано практически на автомате, почти не задумываясь. В гореанской фаланге в поле командир обычно возглавляет правый фланг. Дело в том, что построение имеет склонность к смещению вправо. Это результат естественного стремления каждого бойца в строю, воспользоваться щитом человека, стоящего по правую руку от него, для своей защиты. Соответственно, правое крыло фаланги обычно превосходит по силе левое крыло строя неприятеля, стоящее как раз напротив. Впрочем, на другой стороне поля боя имеет место прямо противоположная картина. Таким образом, фаланги имеют тенденцию как бы поворачиваться, словно некое колесо войны. Некоторые командующие, хорошо зная об этой особенности, усиливают свой левый фланг, увеличивая глубину шеренг, и такая тактика часто приводит к победе. Большинство гореанских командующих, возможно неблагоразумно, предпочитают вести фалангу, если можно так выразиться, находясь не в безопасности внутренних шеренг, но на переднем крае. Они предпочитают быть там, где «сталь встречает сталь». В этом смысле, они — меньше генералы и больше воины. Разумно это или нет, не мне судить, но таков типичный гореанский путь. И разумеется, его люди готовы умереть за него, поскольку он с ними, он один из них.

Внезапный свист, еле слышный, закончился резким ударом металла по металлу и яркими искрами. Пертинакса, шедшего в центре, наполовину развернуло. Он чуть не выронил щит, но мгновенно пришёл в себя и принял прежнее положение.

— Ай-и! — простонал он.

— Болт, — констатировал я.

Принятый в лоб арбалетный болт бьёт не хуже железного кулака. Он может наполовину пройти сквозь щит, сделанный из нескольких слоёв кожи и дерева. Однако пробить металлический баклер болту оказалось не под силу.

Пертинакс, похоже, не ожидал такой силы от простого арбалетного болта.

— Вон он! — крикнул он. — Я его вижу! Он перезаряжается. Я доберусь до него прежде, чем он успеет установить новый борт.

— Нет, — рявкнул я. — Стоять!

Пертинакс ошарашено уставился на меня. Шанс казался ему выигрышным. Вот только он таким не был.

— В стойлах, по бокам прячутся другие, — пояснил я.

Если бы Пертинакс бросился вперёд, то оказался бы, что называется, между двух огней, а если бы успел забежать достаточно далеко в сарай, то мог бы получить болт в спину.

Опытные арбалетчики, в такой ситуации, не разряжают все свои арбалеты одновременно, а сохраняют один или более в готовности, ожидая удобного момента.

Внезапно раздался женский крик.

— Маргарет! — воскликнул Пертинакс.

Следом донёсся звук удара, и мы услышали что женщина заплакала.

— Тарск! — взревел Пертинакс.

— Отступаем, — приказал я.

Я выяснил то, что хотел. В стойлах пряталось пятеро мужчин, по двое с каждой стороны, немного вглубь сарая, и ещё один был в центре у задней стены. У них имелось три самострела, по одному у тех, что на флангах и один у центрального. Я предположил у них мало болтов, но наверняка этого утверждать не мог.

Занявший позицию у дальней стены, и стрелявший в нас, был ни кем иным, как Лицинием Лизием из Турмуса.

Это меня порадовало.

— Она жива! — радовался Пертинакс.

— Пока, — проворчал я. — И именно Ты подверг её большой опасности. Зачем Ты показал своё беспокойство? Теперь они будут считать её представляющей ценность. Соответственно, они могут смотреть на неё как возможную заложницу, инструмент, с помощью которого можно заключить сделку.

— Какое это имеет значение? — спросил Таджима. — Она всё равно только рабыня.

— Это имеет значение для Пертинакса, — сказал я.

— Он — слабак и дурак, — раздражённо буркнул Таджима.

— Представь, что это была Сумомо, — предложил я ему.

— Я не проявил бы признаков беспокойства, — заявила Таджима, — в этом случае она будет в большей безопасности.

— Пертинакс, — развёл я руками, — ещё не обладает твоей изобретательностью и хитростью.

— Возможно, когда-нибудь научится, — проворчал Таджима.

— Возможно, — кивнул я.

— Да, — вздохнул Пертинакс. — Я — дурак.

— Нет, — успокоил его я. — Не тот дурак, кто совершает ошибки, а тот, кто не в состоянии учиться на своих ошибках.

— Но это животное её ударило, — попытался оправдаться он.