Джон Норман - Мечники Гора

Мне на глаза попалась Сесилия, разносившая пагу в четырёх столах от меня. Сосуд с напитком она носила на ремне, переброшенном через плечо.

Джейн таскала большой деревянный поднос с печёными сулами. Ей уже не раз приходилось бегать на кухню, чтобы забрать свежую порцию сулов, запечённых в пепле нескольких «длинных костров». Когда речь идёт о приготовлении большого количества еды, особенно на открытом воздухе или в больших залах, как например, в Торвальдслэнде, костры, или очаги почти всегда устраиваются узкими и длинными, так как это увеличивает количество пищи, которая может готовиться одновременно и предоставляет лёгкий доступ к стряпне с обеих сторон огня. Кроме того, можно отметить, что такой очаг в силу своей длины, распределяет тепло по более широкому пространству, что может быть полезно, если надо прогреть большое помещение, вроде зала.

Я посматривал за Сару, находившуюся в нескольких столах от меня.

Пертинакс, похоже, сделал всё от него зависящее, чтобы она чувствовала себя пристыженной, низкой и никчёмной. И, кажется, он преуспел в этом вопросе.

Последнее, что типичная рабыня чувствует в своей неволе, это стыд. Как правило, спустя некоторое время девушка обнаруживает, что в неволе она более свободна, чем когда-либо в бытность свою свободной женщиной, свободнее не только в движениях, в легкости и открытости её одеяния, но свободнее эмоционально и сексуально. Она понимает, что принадлежит, но в ошейнике чувствует себя освобождённой. Она должна повиноваться без промедлений и сомнений, но она наслаждается, делая это. Она взволнована и удовлетворена тем, что принадлежит. Она знает, что в некотором смысле превосходит всех остальных женщин. Она была признана достойной ошейника. Ошейник, сам по себе, является знаком её желанности и красоты. Её желанность и красота таковы, что мужчины не будут удовлетворены ничем иным, кроме как полным обладанием ею. Таким образом, вместо того, чтобы стыдиться своей неволи, типичная рабыня находит в этом источник уверенности и гордости. Также, рабыня находит себя довольной её женственностью, реагируя эмоционально и сексуально на доминирующего мужчину, у которого будет вся она, всё, что она может дать и даже больше. И какая женщина не захочет, не имея никакого выбора, отдаться такому мужчине во всём? Кто хотел иметь отношения с меньшим мужчиной? Все женщины мечтают о господине. Некоторые его находят. Также, можно было бы отметить, что рабыни на Горе — привычная и важная часть гореанского общества. Их идентичность и место ясно определены и установлены. И кто кроме ревнивых, завистливых свободных женщин не наслаждается лицезрением прекрасных рабынь? А разве Вы не хотели бы купить одну из них? Таким образом, существует два мощных фактора, гарантирующих сохранение института женской неволи на Горе, во-первых, безоговорочное принятие и одобрении обществом, довольным своими рабынями и возможностью их иметь, и, во-вторых, его эффекты на самих рабынь. В неволе женщина находит своё удовольствие, при этом общество не только не имеет никакого интереса к отрицанию этого удовольствия, но и поддерживает и одобряет его. Неудивительно, что очень многие рабыни обожают свои ошейники. Они, наконец-то, те, кем они хотят быть, и то, что они хотят этим быть, не только принято, но одобрено. Действительно, общество не только одобряет их неволю, но и пустит все свои ресурсы и силы на то, чтобы гарантировать, что их неволя, желают они того или нет, останется несгибаемой и неизбежной, что ошейники, если можно так выразиться, останутся надежно запертыми на их прекрасных шеях. Во всех этих вопросах рабыням не оставлено выбора, и они об этом знают. Цепи реальны, и, рады они тому или нет, она находится на них.

Но, конечно, это отдельный вопрос, является ли рабыня низшей, никчёмной или что-то в этом роде. Очевидно, что в некотором смысле рабыня — низшее существо. В конце концов, она — рабыня.

Бездонная пропасть отделяет её от свободной женщины.

С другой стороны, как мы уже знаем, рабыня далека от ощущения себя низшей, и, как женщина, вероятно, будет чувствовать намного выше своей свободной сестры. Например, сказать свободной женщине, что она «рабски красивая», это сделать ей комплимент. Это означает, что она достаточно красива, чтобы быть рабыней, достаточно красива, чтобы представлять интерес для мужчин, достаточно красива, чтобы быть публично выставленной на показ и проданной, достаточно красива, чтобы быть в ошейнике. К тому же, если не брать в расчёт экономические или социальные преимущества, то мужчина всегда предпочтёт рабыню. Кому нужна свободная женщина, если можно иметь у своих ног голую, уязвимую, беззащитную, покладистую рабыню? Немногие свободные женщины, если таковые вообще имеются, знают, как надо ползти с плетью в зубах, целовать рабские наручники, извиваться под рабским кольцом, целоваться, и так далее.

Точно так же, хотя рабынь часто унижают, называя никчёмными, ничего не стоящими и тому подобными эпитетами, причём даже высоких рабынь, за которых могли бы отвалить кучу золота, очевидно, что рабыни таковыми не являются, и не просто потому, что у них, как у любого другого товара есть денежная стоимость, не просто потому, что они красивы, как может быть красиво прекрасное животное, и не просто из-за рабских работ, которые они могут исполнять, вроде готовки, шитья, уборки, стирки и так далее, но из-за многочисленных и глубоких радостей, которыми сопровождается обладание ими, радостей, о которых рабовладельцы отлично осведомлены. Если бы рабыни действительно были никчёмными, то их не кормили бы, не защищали, не учили, не хранили, не оберегали, не лелеяли, не ценили. И рабыни с благодарностью отвечают на то внимание и заботу, которыми их окружают, как животные, которыми они являются. Кто не желал бы такое прекрасное животное видеть у своего рабского кольца?

Нет, они не являются никчёмными или ничего не стоящими.

Признаться, мне было жаль, что Пертинакс отнёсся к Сару с такой жестокостью. Неудивительно, что она старалась избегать его.

Безусловно, от меня не укрылось, что в его присутствии она не могла не отреагировать и не потечь. У меня не было никаких сомнений, что, даже зная о его ненависти к ней, она жаждет встать перед ним на колени и склонить голову в рабском подчинении.

Она больше не была свободной женщиной.

Почему он не мог теперь принять её такой, какой она была, рабыней?

Я окинул её оценивающим взглядом. Она была женщиной. Она была доставлена на Гор. Она начала изучать Гор. Она была прекрасна, служа мужчинам в ошейнике и тунике.

В общем, я не сомневался, что она хотела принадлежать Пертинаксу, но не могла принадлежать ему. Она принадлежала другому. Не сомневался я и в том, что она жаждала почувствовать руки Пертинакса на своём рабском теле, причём не робкие, вялые руки типичного земного мужчины, но властные и собственнические руки рабовладельца на теле его рабыни. Однако она была не его.