Джон Норман - Мечники Гора

— Не хотите ли подняться на корабль? — прозрачно намекнул Лорд Нисида.

— Сей момент, — пообещал я.

Караван был поставлен на ноги. Было заметно, что фигуры изо всех сил пытаются стоять ровно на холодном песке.

Мужчина пролаял команду, подкрепив её хлопком плети, и караван, сделав первый шаг левой ногой начал движение в сторону причала, несколько ярдов которого уже пылали.

— Тэрл Кэбот, тарнсмэн? — вежливо напомнил о себе даймё.

— Да-да, сейчас, — успокоил его я.

На причал с берега вели лестницы, установленные в нескольких местах вдоль него.

— Отступите немного, Тэрл Кэбот, тарнсмэн, — попросил Лорд Нисида, и мы отстранились от сходни на пару ярдов.

— Ступеньки, — донеслось до нас предупреждение человека, державшего в руке поводок головной фигуры каравана.

Вслед за его командой раздался крик боли. Первая фигура снова споткнулась, рухнув плашмя прямо на ступеньки. Мужчина тут же рывком поставил её обратно на ноги.

Раз мы услышали крик боли, то капюшоны не должны были иметь встроенных кляпов, как на тех капюшонах, что иногда используются при похищении свободных женщин, дабы те не могли привлечь внимание к их затруднительному положению, возможно будучи транспортируемыми по улицам к воротам их города, зачастую в нескольких ярдах от стражников. Я предположил, однако, что фигурам было запрещено говорить. Так обычно поступают с носителями капюшона.

— Ступеньки! — закричал мужчина. — Я что недостаточно ясно или слишком тихо сказал "ступеньки"?

Разумеется, фигуры не могли видеть где именно начинаются эти ступеньки, как и знать их высоту, ширину и количество. Они были запутаны и беспомощны. Но надсмотрщику было плевать на разумные доводы, и плеть упала среди его подопечных. Само собой, они не могли использовать руки, чтобы как-то помочь себе держать равновесие или смягчить падение. Думаю, что в том неуклюжем, мучительном подъеме, успели упасть все и не по одному разу. Они, конечно, сразу же изо всех сил, отчаянно, пытались подняться на ноги, но иногда, неожиданно потянутые цепью, снова падали, причём некоторые были даже неспособны самостоятельно вернуться в вертикальное положение. Таких вздёргивали на ноги и подталкивали вперёд. Наконец, смилостивившись или потеряв терпение, гребцы подхватили их на руки, занесли на причал и уже там поставили на ноги.

— Неуклюжие тупицы! — бесновался тот мужчина, который сидел на носовой банке. — Всем по два удара!

Это было исполнено немедленно, фигурам приказали наклониться, и надсмотрщик обрушил на каждую по два предписанных удара плети.

— Похоже, что к ним относятся с необычной жестокостью, — заметил я.

— Они — рабыни, — пожал плечами Лорду Нисида.

— А почему их держали за рекой? — полюбопытствовал я.

— Некоторые превосходны, — пояснил он. — Мы не хотели, чтобы мужчины устроили из-за свару.

Рабынь уже подвели к подножию сходни, остановили и снова построили в ровную линию.

Огонь, пожиравший причал, ревел ярдах в семидесяти к востоку от нас. До ахтерштевня корабля ему теперь оставалось всего несколько ярдов.

Искра, принесённая ветром, ужалила мою щёку.

— Выглядит так, что этих рабынь, — сказал я, — держат в максимально эффективном заключении.

— В этом нет ничего необычного, разве не так? — уточнил даймё.

— Верно, — не мог не согласиться я. — Это, действительно, не необычно.

Тем не менее, принимая во внимание широту и опасности леса, я был удивлен предпринятым предосторожностями, капюшонами и цепями вместо верёвки. Можно было бы предположить, что они могли быть рабынями в городе, или женщинами некой ценности или важности.

Теперь, учитывая всё увиденное, я уже не сомневался, что их руки удерживались за спинами не шнурами или веревками, а металлом, стальными браслетами рабских наручников, разработанными специально для женских запястий.

Некоторые из рабынь плакали и вскрикивали от боли, дёргались всем телом, ужаленным искрами прилетевшими от приближающегося огня.

Мужчина, прежде сидевший на носу лодки, оглянулся на огонь, а затем потянул цепь, прикреплённую к ошейнику первой девушки. Ты, захныкав, шагнула на сходню, потащив за собой остальных.

Идти по наклонной поверхности каравану труда не составило.

Когда первая девушка сделала пару шагов, я увидел, что моя догадка относительно наручников на запястьях девушек была верна.

За несколько шагов до верха сходни первая девушка каравана была остановлена плетью, прижатой к её груди. Вслед за ней замерли и остальные девушки. Они тут же начали дрожать и трястись от озноба, но зайти внутрь им не дали.

— Почему их остановили? — полюбопытствовал я.

— Мои инструкции, — пояснил Лорд Нисида.

— От реки тянет холодом, — заметил я. — Почему они раздеты?

— Чтобы могли лучше узнать, что они рабыни, — ответил он.

Его слова указывали на то, что рабынями они стали недавно. Если девушка пробыла в рабстве какое-то время, то она уже хорошо знает, что она — рабыня.

— Что Вы думаете о них? — поинтересовался Лорда Нисида.

— Вам лучше завести их внутри, — посоветовал я. — Вы же не хотите лишиться их. Боюсь они могут умереть от переохлаждения.

— Что Вы думаете о них? — повторил даймё свой вопрос.

— Трудно сказать, — пожал я плечами, — они же скрыты под капюшонами.

— Конечно, — кинул Лорд Нисида, — и тем не менее.

— Их фигуры превосходны, — констатировал я.

— Они не пани, — сообщил Лорд Нисида, — но все миловидны.

— Ошейниковые девки? — уточнил я.

— Самые что ни на есть ошейниковые, — подтвердил он.

Я присмотрелся к девушкам. Капюшоны, конечно, не позволяли оценить черты их лиц, но их фигуры, их рабские формы, были достойны сцены гореанского невольничьего аукциона. Рост ни у одной из рабынь, я был уверен, не превышал пяти футов шести дюймов. Все были достаточно стройны, но не в Земном понимании этого слова. Их тела скорее имели волнующие, отточенные эволюцией формы рабынь, принадлежащих мужчинам. Это были типичные тела естественных человеческих женщин, очаровательно и соблазнительно фигуристые, отборные, выточенные течение многих столетий на станке мужской похоти, женские тела того вида, за которыми охотятся, разыскивают, оценивают, порабощают, продают и покупают в течение всего существования человеческого вида. Типичный гореанин — естественный мужчина, честолюбивый, энергичный, сильный владелец. Так что неудивительно, что его вкус, на что указывают его покупки и захваты, тянется к естественной женщине, той, которую природа предназначила ему, надлежащий рабыней.

— То есть, Вы не думаете, что гореанские мужчины были бы разочарованы в них, — заключил я.

— Конечно, нет, — улыбнулся он, — только не пани.