Джон Норман - Мечники Гора

— И кто же он? — полюбопытствовал я.

— Тот, кто находится в конце нашего путешествия, — пояснил даймё.

Дикие вопли и треск ломавшихся досок летели снизу с обоих бортов. Корабль Терсита преспокойно следовал к сияющей Тассе, круша всё на своём пути. Дюжина небольших лодок, неспособных убраться с его курса, многие, к тому же, связанные друг с дружкой была походя раздавлена могучим форштевнем. Десятки других гигант попросту отбросил в стороны, подобно тому, как могла разметать листья со своего пути лапа величественного, беззаботного ларла, едва замечающего последствия своего прохода. Многие из утлых на его фоне лодчонок удирали с его пути. Лица мужчин, сидевших в них, побелели от страха. Никогда прежде не приходилось им видеть столь могучего плавсредства. Другие, с более смелыми командами, многими с лестницами и кошками, цеплялись за его борта, вились вокруг, словно насекомые, но их лестницы были бесполезны и просто глупы перед высоченными бортами этого мастодонта. Да и где взять такую руку, которая смогла бы забросить кошку настолько высоко, чтобы она могла бы зацепиться за реллинги или фальшборт? Многие из судёнышек, столкнувшись друг с другом, пробивали себе борта и тонули, других переворачивало волнами, поднятыми корпусом огромного корабля. Воды с обеих сторон были усыпаны обломками и борющимися за свою жизнь мужчинами. На обоих берегах была построена пехота. Множество шеренг, готовых к сражению, осталось не у дел. Многие из дальних рядов уже оставили строй, чтобы подойти к берегу и стать свидетелями столь невероятного зрелища. Словно целый город проплавал мимо них. Сотни мужчин были оттеснены в реку, напором тех, кто стоял позади них. Проход большого корабля не был ни остановлен, ни даже задержан. Не было абордажа, никто не бежал с посаженного на мель, горящего судна. Некого им было встречать на берегу с обнажёнными клинками. Пехоте оставалось только стоять на берегах, а то и по пояс в холодной воде, и с удивлением и восхищением глазеть на плывущее мимо них чудо. Думаю, что ни один из них теперь не ожидал, что придётся поднимать щиты, обнажать мечи и вступать в бой в этот день. Сотни палаток раскинулись вдоль берега, возможно на пасанги, по обе стороны реки, но наши тарнсмэны, взлетевшие с палубы корабля, заботились не о них. Небо принадлежало нам. Пехота тоже избежала нападению, однако крышу щитов они выставили. У сконцентрированной пехоты немного причин бояться атаки с воздуха, если, как уже было указано, она не поддержана наступлением пехоты неприятеля. А вот небольшим, рассеянным группам солдат есть чего опасаться. Тарнсмэны могут выбирать себе цели пребывая в относительной безнаказанности. Также, трудно защититься от летящих на бреющем полёте тарнов, нападающих организованно, с двух или с трёх сторон одновременно. Щит, увы, может защитить только с одного направления. Внимание наших тарнсмэнов разделилось между артиллерией, баллистами, катапультами и спрингалами, установленными на берегу, и несколькими галерами стоявшими в готовности у берега. К этому моменту вражеские метательные машины, если не горели, то были брошены их расчётами. Оставаться рядом с ними, было верной смертью. Тела, утыканные стрелами, валялись тут и там вокруг них. Большинство таких устройств, учитывая их высоту и траекторию стрельбы, невозможно было надёжно защитить от ударов сверху. Кроме того, кровля, там где это было практично, если не была покрыта металлом или мокрой кожей, быстро уничтожалась зажигательными бомбами обильно разбрасываемыми нашими тарнсмэнами.

В пасанге от берега пылали две галеры, а другие благоразумно спешили убраться с нашего пути. Таким образом, вышло так, что в устье Александры ничто больше не перекрывало нам проход. Теперь, когда этот факт стал неоспоримым, тарны один за другим начали возвращаться на корабль. Паруса упали с рей, взяли ветер и величественный корабль Терсита, впервые расправив свои крылья, устремился на запад.

С берега вслед нам слышались крики сотен, а возможно и тысяч мужчин. Рёв труб и ритмичный бой барабанов разносились над холодными, зелёными водами сверкающей Тассы.

Я поднялся на палубу юта и присоединился к Лорду Нисиде и Атию.

— Мы вышли из реки, — констатировал я.

— Предательское место, — проворчал Атий, — жидкая змея.

— Это — красивая река, — пожал я плечами, — и к тому же одна из немногих на севере, проходимая для судна с такой осадкой.

Большинство гореанских галер могло спокойно маневрировать на глубинах в пять — семь гореанских футов. Круглому судну понадобилось бы всего лишь на несколько футов больше.

— Змея, — буркнул Атий.

Ему, озабоченному достижением моря, выведением его огромного подопечного в воды сверкающей Тассы, река казалась опасной, жидкой долиной, прячущей в себе невидимые, затопленные скалы, каждая из которых могла пробить днище проплывающего мимо судна. В лучшем случае это была извилистая, опасная дорога.

— Возможно, — сказал я, посмотрев в небо, — через пару дней вам захочется снова оказаться в реке.

Конечно, он мог видеть сгущающиеся в низком небе тучи и движение воды впереди. Разве капитан мог не различить такие знаки и не подумать об осторожности?

Мы оглянулись назад, на берег в двухстах ярдах по корме. Крики и бой барабанов продолжались, правда, теперь это был немногим больше чем отдалённый рокот.

— Что делают те солдаты? — поинтересовался Лорд Нисида, вглядываясь удаляющийся берег.

Солдаты кричали и били мечам и копьями по щитам.

— Господин, — сказала приблизившаяся Сесилия.

Я указал, что она может стоять рядом со мной у леера.

— Спасибо, Господин! — поблагодарила довольная рабыня, спеша встать на указанное место.

Обычно рабыня держится позади и слева хозяина, точно так же, как если бы она следовала за ним. Свободная женщина, конечно, идет рядом со свободным мужчиной, или чуть впереди него. Невольница идет позади, поскольку она — рабыня. Её позиция слева диктуется тем, что большинство мужчин являются правшами, а рабочая рука должна быть готова схватить оружие. С другой стороны такие меры не бесполезны и для рабыня. Идя позади него, например, она защищена. Защищена от опасности стеной его руки и стали. На диком, опасном, полном риска Горе, женщины, знаете ли, уязвимы и нуждаются в защите мужчин. Даже свободные женщины, независимо от, их опровержений и негодования, хорошо знают об этом. Только в пределах стен из клинков мужчин, их благородство и привилегии, их драгоценное тщеславие и претензии, имеют право существование. В противном случае они давно были бы в ошейниках у ног рабовладельцев. Это, кстати, касается всех культур, хотя в нескольких из них данный вопрос затенен и почти невидим. Некоторые женщины считают само собой разумеющимся, предоставление им этого мужчинами, не сознавая той милости, которая им была оказана. Любая культура, если бы того пожелала, могла бы поработить своих женщин.