Джон Норман - Мечники Гора

— Я подозреваю, — присоединилась Сесилия, — что она часто фантазировала о вас как о своём господине.

— Вот это точно невозможно, — отмахнулся Пертинакс.

— А почему ещё, — поинтересовался я, — она, среди всех прочих, выбрала тебя, чтобы сопровождать её на Гор? Она ведь на роль того, кто должен был казаться её владельцем, могла выбрать любого, но выбрала тебя?

— Она взяла меня с собой, чтобы иметь под рукой легко манипулируемого слабака, — объяснил он, — того, кого бы она могла презирать, того, кто будет исполнять её команды не рассуждая.

— Я даже не сомневаюсь, что она думала об этом, — согласился с ним я. — Но в глубине женского живота бурлят таинственные потоки и приливы, которые она неспособна контролировать. Там бурлят силы и истины, которые дразнят, отвергают и волнуют сковывающие её слои и поверхности, с которыми она тщится идентифицировать себя.

— Она ничего не стоит как человек, — заявил Пертинакс, — и неважно за сколько она может быть продана с экономической точки зрения. Не важно, какую цену могли бы за неё дать, будь то серебряный тарск или огрызок медного. Она презренна. Я ненавижу её.

— И всё же, — констатировал я, — как это весьма часто случается, Ты хочешь её.

— Я?

— Конечно, — кивнул я. — Ты жаждешь её.

— Нет! — покачал он головой.

— И Ты хотел бы владеть ею, и видеть её голый у своих ног.

— Нет, нет! — крикнул Пертинакс.

— В любом случае, — пожал я плечами, — это спор ни о чём. Ведь она принадлежит не тебе, а Лорду Нисиде.

Мой товарищ отвернулся от меня и вперил взгляд в стену хижины.

— Между тем, — хмыкнул я, — у нас здесь есть смазливая маленькая шлюха.

Пертинакс резко обернулся и окинул взглядом рабыню, стоявшую на коленях с низко опущенной головой.

— Она гореанка, конечно, — сообщил я.

— Я не хочу её, — буркнул мужчина.

У рабыни даже дыхание перехватило от такого заявления.

Как может мужчина не хотеть такую как она? Ну хотя бы для того, чтобы обменять или продать её другому?

На Горе весьма распространено, что отец, если ему позволяют финансы, покупает своему сыну молодую рабыню. Сын, конечно, уже знаком с рабынями, поскольку, как часть своего образования, он получил навыки того, как ими управлять, наказывать, связывать и так далее. Разумеется, Пертинаксу, в силу его происхождения и культурного фона, недоставало такой практики.

Однако я, покупая рабыню для Пертинакса, полагал, что она будет не только подходящим подарком для него, а что может быть лучшим подарком для мужчины, чем хорошенькая невольница, но ещё и то, что поспособствует ему изучить пути Гора, а также, по-своему, поможет ему стать мужчиной.

И кроме того, это должно было помочь ему научиться тому, как он мог бы лучше всего относиться, обращаться и вести дела, если однажды он захочет некую другую рабыню, скажем ту, что когда-то была мисс Маргарет Вентворт. Его цель и задача, конечно, какой бы трудной она ни была, будет состоять в том, чтобы проследить, чтобы она сохранялась в полной и безукоризненной неволе, несмотря на их предыдущую жизнь и культурный фон. Только таким образом они оба смогут выйти на совсем другой уровень человеческого совершенства. Мужчины и женщины это ведь не одно то же. У меня не было ни малейшего сомнения в том, что она попытается использовать все возможные уловки, применит нежность и хитрость, подойдёт с умом, пустит в ход каждый актив своей красоты и остроумия, все доступные ей средства, чтобы снова унизить его до жалкого уровня типичного земного мужчины. А вот ему придётся принять вызов и сопротивляться её изобретательности, чтобы в конечном итоге привести плутовку к своим ногам, где она, полностью проинформированная, к своему же собственному облегчению, о том, что такие игры остались в прошлом, действительно будет рабыней.

— Тебе повезло, что я не из пани, — заметил я. — В их среде отказ от такого подарка мог бы задеть гордость и, конечно, разжечь вражду. Это даже могли бы счесть оскорблением, решив, что Ты нашёл подарок ниже своего достоинства, или не достойным тебя. Отказ принять такой подарок может ранить гордость, а ранить гордость таких людей как пани было бы не самым мудрым поступком, поскольку они — народ искренний, действующий из самых благих побуждений, соответственно, относятся к таким вещам крайне серьёзно.

— Я принимаю её, — махнул рукой Пертинакс.

Принятая рабыня, стоявшая всё также с опущенной головой, вздрогнула. Она только что узнала своего хозяина. Им стал Пертинакс.

— Я вижу полосы на её спине, — прокомментировал Пертинакс.

— От стрекал, — пожал я плечами. — Похоже, в рабском доме ей доставалось.

— Ты тоже бил её? — осведомился он.

— Нет, — ответил я. — У меня для этого не было причин.

Причинение беспричинной боли непостижимо для большинства гореан. Это было бы бессмысленно и глупо. Такого можно ожидать только в патологическом обществе, где естественные отношения между полами отрицаются, путаются или признаются несуществующими. Для того, чтобы рабыня хотела понравиться и старалась сделать так, чтобы ею были довольны, обычно более чем достаточно держать плеть на видном месте. Если ей будут не удовлетворены, конечно, девушке следует ожидать того, что плеть покинет свой крюк. И это, как мне кажется, самое веское основание того, почему этот атрибут почти всегда остается на этом крюке.

— Конечно, если она тебе не понравится, — сказал я, — можно будет поинтересоваться не назначена ли на её голову, как за бывшую свободную женщину Ара, некая премия, и если да, то Ты всегда можешь вернуть её туда, получив хороший куш в звонкой монете.

— Пожалуйста, нет, Господин! — внезапно встревожено вскрикнула рабыня и, бросившись на живот к ногам Пертинакса, с рыданиями, принялась покрывать их поцелуями. Её запястья при этом задёргались в браслетах, и я отметил, как беспомощно и трогательно шевелились её маленькие пальцы.

— Пожалуйста, не надо, Господин! — плакала она. — Я постараюсь быть хорошей! Я буду пытаться делать всё, чтобы Вы были мною довольны, полностью, всеми способами, мой Господин!

— Уверен, тебе нравится то, что делает эта женщина с твоими ногами, — заметил я.

— Это не неприятно, — признал Пертинакс.

Несомненно, он при этом вспоминал, как однажды, точно так же у его ног лежала поражённая и испуганная Мисс Вентворт, хотя несколько в другой обстановке, в павильоне Лорда Нисиды.

Думаю нет нужды объяснять насколько приятно для мужчины видеть женщину у своих ног.

Наконец, Пертинакс заговорил со своей рабыней:

— Поднимись на колени, держи голову так, чтобы я видел твоё лицо. Нет, колени можно не разводить.

— Да, Господин, — сказала она. — Спасибо, Господин.

Я надеялся, что у него хватит здравого смысла быть сильным с нею. Рабыня подсознательно хочет сильного владельца. И она отвечает ему повиновением и сексуальностью.